горд, чтобы признать, как недостает ему жены и детей. — Моя дочь… она повзрослела на год.
Атайя вспомнила, что видела девочку только раз во время секретного посещения Сесил прошлой осенью.
— Лилиан всем довольна и счастлива, Дарэк. Она очень красивая — вылитая мать.
Дарэк кивнул, явно удовлетворенный услышанным.
— Мне следует рассказать обо всем Совету, — внезапно сказал он, сбрасывая меланхолию. Король одним глотком осушил чашу. — Кровь Господня, они будут взбешены. Не удивлюсь, если вскоре услышу слово «отречение».
— Да будет тебе известно, некоторые из моих людей тоже будут в ужасе от того, что я совершила. Я ведь даже не посоветовалась с ними, — призналась принцесса. — Просто не видела другого выхода.
— Совет решит, что ты заколдовала меня, — сказал Дарэк, направляясь к двери.
Это прозвучало как обвинение — он бросал ей вызов.
Атайя пожала плечами.
— Может быть, они скажут, что мы наконец-то отбросили наши разногласия ради блага Кайта?
— Почему они должны поверить тому, во что я сам не поверил бы час назад? — недоверчиво пробурчал Дарэк.
Атайя проводила брата, но у самой двери задержала его.
— Не забывай о том, что я готова предложить тебе помощь и совет, но знай — главный здесь ты. Ты — король Кайта, и я никогда не хотела изменить это.
Дарэк внимательно посмотрел на сестру, удивленный тем, что Атайя говорит это после того, как почти два года он добивался ее поражения, если не гибели. Однако сейчас король верил ей — принцесса видела это в его глазах — и ощущал смутный стыд за то, что раньше думал по-другому.
— Ступай. Совет ждет.
Он взялся на ручку двери.
— Не забывай, Атайя, — предостерег он сестру, взгляд вдруг стал подозрительным. — Возможно, мы и союзники, но далеко не друзья.
Несмотря на предупреждение, Атайя последовала за братом из комнаты для личных аудиенций, чувствуя, что сегодня одержала две победы сразу. Не только Кайт получил шанс противостоять вторжению Мудреца, но и принцесса ощутила, что сегодня стала Дарэку ближе, чем за все предшествующие годы. Не такое уж большое достижение — они никогда особенно не любили друг друга, — но сегодня каждый стал лучше понимать другого.
Освещенный розовыми и оранжевыми закатными лучами Мудрец острова Саре сидел, скрестив ноги, на вершине холма неподалеку от ворот усадьбы в Надьере. Он возвышался словно остров в море широко раскрытых глаз своих последователей, жадно глядящих на него, как дети, поглощенные интересным рассказом.
Шестилетняя девочка молча стояла перед ним на коленях. Мать ее находилась рядом, глаза женщины были закрыты, в то время как Мудрец легкими прикосновениями проникал в мозг девочки. Его руки держали детскую голову, почти скрыв ее под своей массивной тяжестью, большие пальцы давили на глаза, обрамленные тонкими ресницами, вызывая у девочки легкое головокружение.
— Извини, дитя, — в конце концов произнес он, убирая руки. — Ты не отмечена Божьим знаком.
Нижняя губа огорченной девочки задрожала. Мать ее пробормотала слова благодарности и повела дочку прочь. Девочка старалась держаться мужественно, не позволяя себе расплакаться. Мать ее, напротив, обратила благодарственный взгляд к небесам, понимая, что в этом мире, где колдовство — не самая счастливая из судеб, ее дочери уже не суждено будет стать преследуемой и гонимой.
— Ваша светлость!
Курик прокладывал себе путь прямо сквозь толпу, его нежно-желтая туника резко выделялась на фоне потрепанных коричневых одежд.
— Только одно слово, — проговорил он с привычной опаской. — Наедине.
Хор недовольных голосов поднялся среди людей, собравшихся на холме.
— Нет, не уходи! — вскричал мужчина, пытаясь дотронуться до рукава Мудреца. — Я дожидался три дня, чтобы увидеть тебя!
— Пожалуйста, останься! — послышались десятки голосов.
— Я и так уже задержался дольше, чем должен, — миролюбиво отвечал Мудрец, поднимаясь на ноги, обутые в сандалии, и отряхивая траву с плаща винного цвета. — Не волнуйтесь, завтра я вернусь.
В летнем воздухе ощущалось легкое благоухание роз, когда они направились к усадьбе. Толпа за ними постепенно рассеивалась, подавленные крестьяне возвращались в свои временные палатки.
— Ну, — сказал Мудрец, приподняв черную как вороново крыло бровь, — то, что ты собираешься поведать, действительно так важно, чтобы отрывать меня от моих преданных сторонников?
Тон его был преувеличенно театральным и издевательским.
— Вести из столицы, ваша светлость.
Курик прочистил горло и уставился в траву, росшую рядом с тропинкой. Ему очень не хотелось становиться разносчиком плохих новостей.
— Что, эти новости настолько плохи, что даже твой скользкий язык не решается поведать их?
Чтобы успокоиться, Курик глубоко вдохнул ароматный воздух, словно глоток вина.
— Король Дарэк и принцесса Атайя заключили союз.
Мудрец отдернулся назад, словно натолкнулся на стену связывающего заклинания. Он воззрился с неприязнью на собеседника.
— Если ты решил пошутить подобным образом, — голос Мудреца был подобен грозному рычанию, — то это чертовски неудачная шутка.
— Нет, ваша светлость. Доверенный человек в Делфархаме услышал эту новость от королевских глашатаев сегодня после полудня и тут же передал мне. Принцесса и ее брат заключили перемирие.
Щеки Мудреца побагровели от гнева под стать цвету его плаща.
— Это невозможно! Они же ненавидят друг друга! Это же…
Он замолк, уставясь в пространство.
Курик приблизился на шаг.
— Ваша светлость?
— Нет, этого не может быть.
Мудрец схватился за ствол ближайшего кизилового дерева, словно его привычный мир внезапно накренился. Глаза будто остекленели.
— Ваша светлость? Вы больны? Мне сбегать…
— Дамероново пророчество…
Мудрец медленно обошел дерево, декламируя далеким нездешним голосом:
— Наше время придет, когда женщина, благословленная небом и землей, возглавит лорнгельдов и поведет их к славе. Ей суждено жить среди высших и среди низших и овладеть силой, невиданной со времен древности. В своих трудах получит она помощь, откуда не ждет, и войдет в золотой век великого короля- колдуна…
Он не закончил декламацию.
— Помощь, откуда не ждет, — повторил Мудрец, невидящими глазами глядя на заходящее солнце. — Помощь с неожиданной стороны! Дамерон предвидел это… а я — нет. — Он с силой ударил по стволу, причинив куда большую боль себе, чем дереву, затем его ярость прошла, и глаза подернулись дымкой стыда. — Первый среди слуг Господа не должен совершать подобных ошибок.
— Ваша светлость, эту строку пророчества не стоит понимать так буквально. Нельзя так…
— Довольно, Курик!
Мудрец расправил плечи — он словно пытался обрести потерянное равновесие после неудачного падения — и проследовал к усадьбе.
— Этот союз все усложняет, — вынужден был признать он. — Но никакой союз не остановит нас.
