– Сколько ей лет, папа?
– Дорогая шляпа, мне мама ее подарила.
Без головного убора генерал выходил на улицу чрезвычайно редко, разве что сильно выпив.
Кристина улыбнулась и сказала:
– Ладно, я ее понесу в руках, если без нее не можешь, – и, не дожидаясь ответа, вышла за дверь.
– Чертовка, – пробасил Кабанов. – Это ж надо, столько сил в нее вложили, столько учили, кормили, чтобы потом ее какой-нибудь проходимец в постель уложил.
Кабанов, конечно, предполагал, что Кристина давно не девственница, но старался себе в этом не признаваться. Генерал вышел из лифта, когда Кристина уже сбежала к двери подъезда.
– А я быстрей!
И Кабанову показалось, что перед ним не взрослая дочь, а девочка.
– Вбила ты себе в голову, что права получить надо. На кой черт они тебе дались?
– Все сейчас водят, – отвечала Кристина.
– Бабу за руль пускать нельзя.
– Ты устарел, папа.
– Нет, нельзя, если баба видит, что на нее машина несется, руль бросает и глаза закрывает.
Кабанов старательно укрепил за задним стеклом знак-треугольник, букву 'У'.
– Знаешь, что эта буква означает?
– Учебный? – пожала плечами Кристина.
– Убийца. По-нят-но? – по слогам произнес Кабанов. – Женщина за рулем – убийца. Куда тебе машину водить, все столбы в городе будут твоими, ни одного не пропустишь.
– Ты посмотри во двор, сколько женщин машины водят, и ездят, кстати, аккуратнее, чем мужчины.
За руль никогда пьяные не садятся, правила соблюдают, – Кристина попыталась было забраться за руль, но отец выгнал ее.
– До площадки поведу я.
Под стеклоочиститель машины была заткнута листовка с цветным портретом генерала. Издатели перестарались: звезды на погонах были изображены раза в полтора крупнее, чем положено по уставу, орденские планки, размытые и нечеткие, читались плохо. Но в этом был свой умысел, так казалось, что наград раза в два больше. «Сильная власть, справедливость и порядок», – гласила надпись внизу листовки.
– Видишь, – гордо сообщил Кабанов, – твой отец повсюду, а дочь родная меня ни в грош не ставит.
– Будто я не знаю, что твои листовки за деньги Нестерова печатали.
– Цыц! – прикрикнул Кабанов на дочь. – Чтобы я от тебя ни одной фамилии больше не слышал! Ясно? – он, злой и покрасневший, забрался за руль. – Пристегнись, – приказал дочери, сам же пристегиваться не стал.
В белом костюме за рулем машины генерал смотрелся внушительно. Его лицо имело странную особенность: сколько ни брей, все равно щеки и подбородок отливали синевой, как шкура старательно осмоленной свиньи. Единственным украшением в салоне «Волги» была небольшая иконка на приборной панели – святой Георгий, поражающий змия.
Генерал лихо подрезал черный «Мерседес», выезжая на улицу. Водитель, говоривший в это время по «мобильнику», еле успел затормозить.
– Козел, ездить еще не научился, а уже за рулем, – сказал генерал.
– Это ты правила нарушил, а не он.
– Не учи меня. Сперва правила выучить надо, а тогда можно и нарушать.
Кабанов водил машину лихо. Как мужчина с амбициями, он не мог позволить себе ехать, пристроившись кому-то в хвост. Он метался из ряда в ряд и неизменно оказывался на светофоре первым. Затем рвал вперед, радостно хлопал ладонью по рулю, видя, что остальные машины отстали.
– Ты никогда водить автомобиль не научишься, – бросил он дочери.
– Какой смысл в том, что ты гонишь? – удивилась Кристина. – На следующем светофоре все равно стоять придется.
Так оно и случилось. Кабанов простоял, ожидая зеленый сигнал, а его преспокойно нагнали остальные машины. Но он вновь и вновь вырывался вперед.
– Кто этой бабе права дал? – ругался он, не имея возможности обогнать белый «Фольксваген», за рулем которого сидела молодая женщина.
«Фольксваген» ехал ровненько шестьдесят километров в час, но перед ним имелось свободное место.
Объехать же машину слева не давал пыхтящий черной гарью «Икарус».
– Уродина! Корова! – генерал погрозил женщине кулаком и сумел-таки вклиниться в соседний поток.
– Почему ты такой злой, когда садишься за руль?
