Пробравшись сквозь кусты, двое пьяных выбрались на тротуар к стоянке таксомотора.
– Вот же хрень, – сказал высокий и худой, – как не надо, так всегда машин навалом. Вот, помню, днем…
– Так то днем, – протянул толстый и низкий, – а теперь – мертвое время. В этом глухом районе ночью пассажиров мало, вот таксисты и тусуются в центре, а здесь никого.
Проехало такси с пассажирами. Высокий махнул рукой. В этот момент он напомнил своему толстому приятелю железнодорожный семафор.
– Ты чего машешь? Не видишь, что у него колдыри сидят, хрен остановится.
– Я бы попросил, он бы по рации кого из друзей вызвал. Сказал бы, что тут два пассажира мерзнут, мы бы и счетчик по прибытии оплатили.
– Ага, разогнался! Так они тебе и приедут!
На улице вновь стало пустынно, а от этого еще холоднее. Стоять пьяным мужикам было невмоготу, требовалось действовать. Короткий залез на скамейку и приложил ладонь ко лбу, словно рассматривал пейзаж 9 бинокль.
– Эврика! – сказал он.
– Чего?
– Кажись, тачка стоит.
– Где?
– Ты со своей близорукостью хрен увидишь.
– Хорошо, что ты дальнозоркий.
– Зато ты можешь газету без очков прочесть, а я не могу.
– Так далеко тачка-то?
– На акведуке.
– Эка ее занесло! А фонарь горит – не видишь?
– Нет, фонарь не горит, вот те крест! – и высокий, стоя на лавке, истово перекрестился, при этом чуть не потерял равновесие, и если бы короткий не схватил его за руку, он наверняка упал бы головой в грязный сугроб.
– ., твою мать .. Пойдешь, а он занят.
– Так точно занят, – сказал короткий, – наверное, привез какую-нибудь парочку, и те пошли потрахаться к речке.
– Самая погода. Хозяин собаку не выгонит, а ты говоришь – трахаться…
– Так весна ведь.
Короткий был по жизни оптимистом в отличие от своего собутыльника, который являлся отъявленным и патологическим пессимистом.
– Ладно, давай двигаться.
;
И они, обнявшись, напоминая карандаш и стирку, двинулись, пошатываясь и петляя, к акведуку. Иногда они шлепали по лужам, причем при этом их лица принимали геройское выражение.
– Хрен с ней, с водой! Мы столько с тобой на грудь взяли, никакая простуда не прицепится, никаких бацилл не размножится.
– Это ты так думаешь? – скептично заметил высокий и остановился, зажал одну ноздрю большим пальцем и ловко сморкнулся.
Вот тут-то и случилась незадача, которая едва не привела к размолвке собутыльников. Сопля, вылетев из носа, подхваченная ветром, изогнулась, как червяк, дернулась, отрываясь от родимой ноздри, и повисла на лацкане пальто у короткого.
– Да ты что, одурел? Сморкнуться аккуратно не можешь, козел!
– Прости…
– Жердь! Оглобля!
– Погоди, сейчас сниму.
И высокий попытался снять. Но это ему не удалось.
И тогда он просто-напросто размазал соплю рукавом, чем привел в ярость, причем неописуемую, своего собутыльника-коротышку. Тот затопал ножками, стал подскакивать, как мячик, размахивать кулаками.
– Да я тебе, оглобля, сейчас все зубы вышибу! Сморкнуться не можешь как следует!
– Ну чего ты ноешь, чего вопишь? Сейчас ментов набежит, повинтят. Испачкал пальто? Так, хочешь, сморкнись на меня? Вот, на, сморкайся! – и высокий, расстегнув полы пальто, развел их в Стороны. – Ну, ну, давай, сморкайся!
– Да пошел ты! Лучше я отолью.
– Только не на меня! Моча и сопли – разные материи.
– Одна и та же материя, – уже начал отходить короткий.
В темноте на льду забурлила горячая жидкость.
– Вроде один сидит, – когда до машины оставалось метров двадцать, сказал высокий. – Сидит и спит, и думать не думает, что ему деньги в руки плывут.
– Ага, – сказал короткий, застегивая молнию на куртке, – сперва меня завезет, потом тебя.
– Нет, давай иначе сделаем. Моих нет, поедем ко мне, – сказал длинный, – только в ночник заскочим, потому как дома – ни капли.
– Идет. Давай, – короткий остановился и начал считать деньги, раскладывая их на две кучки – одну для оплаты такси, другую для развлечения.
Высокий же в это время принялся свистеть, но таксист оставался недвижим.
– Да что такое!
Тогда он наклонился, взял снега, сделал снежок и бросил в автомобиль. Снежок попал в заднее стекло, но водитель остался невозмутим.
– Во спит, видал?!
– Видал, – сказал короткий, распихивая деньги по карманам.
– Пошли разбудим.
Они даже не стали стучать, как водится, в стекло, а просто-напросто высокий зло схватил за ручку и дернул на себя дверь. Водитель выпал из машины. Звякнула, упав на асфальт, монтировка.
– Во, бля, – воскликнул высокий, присаживаясь на корточки, – да он же сдох!
– Как сдох? А кто нас повезет? – до него еще не дошло, что они действительно нашли мертвого человека.
Но уже через пару минут все стало на свои места.
В их пьяном сознании факт смерти водителя такси нашел свое место и теперь они стояли, опираясь на капот «Волги», и нервно курили, раздумывая, что же сделать.
Вариантов имелось немного: выйти на дорогу, попытаться остановить какую-нибудь машину и позвать кого-нибудь на помощь. Но улица была пустынная, как-никак, три часа ночи.
Но тут высокий сообразил:
– Бля, – воскликнул он и ударил себя кулаком по лбу, – у него же в машине рация.
– Рация? – недопонял короткий.
– А, погоди, я кое-что придумал.
Он обошел мертвого водителя и принялся нажимать на клаксон. Машина оглушительно сигналила, так продолжалось минут пять. Никто на этот шум не появился.
– Херня какая-то, – сказал маленький, вытягивая рацию и крича в микрофон. – Ало! Ало! Всем, всем, всем! Внимание! Внимание!
– Да ты что орешь, придурок, кнопку нажми, микрофон включи!
– А, да, – тут же обмяк маленький, но кнопку нажал и завопил еще более бодрым голосом. – Всем, всем, всем! Возле акведука машина такси с мертвым водителем! Внимание, внимание! Всем, всем, всем! – из него, словно из мяча, вышел воздух.
И едва он отпустил кнопку, как рация разразилась хором голосов:
– Какой бортовой номер? Номер, номер назови, где находится автомобиль! Фамилию водителя! Двадцать восьмой, вы? Сто семьдесят первый, вы?
