ящиках.
— Доктор Фрок полагает, что это были яйцо.
— Фроку следовало бы ограничиваться рамками палеонтологии. Учёный он замечательный, но со странностями. Словом, Максуэлл и Уиттлси поссорились. Как и следовало ожидать. Максуэлл был далёк от ботаники, но, видя раритет, понимал, что это такое. Ему хотелось вернуться в музей со своими семенными коробочками. Он узнал, что Уиттлси намерен подняться на
Когда Максуэлл с остальными членами экспедиции достиг побережья, то принялся слать в музей телеграмму за телеграммой, он обвинял Уиттлси, излагал свою версию происшедшего. Впоследствии он и его спутники погибли в авиакатастрофе. К счастью, ящики было решено отправить отдельно. Музею потребовался год, чтобы заплатить за их перевозку в Нью-Йорк.
Йоргенсен возмущённо закатил глаза.
— Вы упомянули человека по фамилии Монтегю, — негромко напомнила Марго.
— Монтегю, — произнёс Йоргенсен, глядя мимо неё. — Это был молодой доктор наук, антрополог. Протеже Уиттлси. Само собой, после телеграмм Максуэлла его невзлюбили. Всем нам, кто был дружен с Уиттлси, потом уже, в сущности, не доверяли.
— И что сталось с Монтегю? Йоргенсен замялся.
— Не знаю, — ответил он наконец. — Он просто исчез. Бесследно.
— А ящики? — продолжала расспрашивать Марго.
— Монтегю очень хотел их осмотреть, особенно тот, что упаковал Уиттлси. Но, как я уже сказал, ему не доверяли и отстранили от этой работы. Собственно говоря, никакой работы и не велось. Экспедиция оказалась такой неудачной, что начальство старалось напрочь забыть обо всём случившемся. Когда ящики наконец прибыли, их никто не вскрывал. Большая часть документации сгорела при авиакатастрофе. Предположительно существовал журнал Уиттлси, но я его так и не видел. В общем, Монтегю жаловался, умолял, и ему в конце концов поручили первоначальный осмотр. А потом он исчез.
— То есть как? — спросил Смитбек. Йоргенсен посмотрел на журналиста, словно решая, отвечать или нет.
— Просто вышел из музея и не вернулся. Насколько я понял, все вещи его остались в квартире. Родные организовали поиски, оказавшиеся безрезультатными. Правда, человеком он был довольно странным. Большинство его знакомых решили, что он уехал в Непал или Таиланд, чтобы обрести себя.
— Но слухи ходили, — тихо сказал Смитбек. Это было утверждением, а не вопросом.
Йоргенсен рассмеялся.
— Конечно, ходили! Как же без этого? Будто он растратил деньги, будто удрал с женой гангстера, будто его убили и утопили труп в Гудзоне. Но в музее он был до того мелкой сошкой, что через месяц почти все о нём забыли.
— А не было слуха, что он стал добычей Музейного зверя? — спросил Смитбек. Улыбка Йоргенсена увяла.
— Нет. Но его исчезновение оживило всевозможные слухи о проклятии. Стали болтать, что все, имевшие дело с этими ящиками, гибнут. Кое-кто из охранников и работников кафетерия — сами знаете эту публику — уверял, что Уиттлси разграбил храм, что в ящике находится какой-то реликт, над которым тяготеет жуткое проклятие. И что оно последовало за реликтом в музей.
— Вам не хотелось заняться изучением растений, которые прислал Максуэлл? — поинтересовался Смитбек. — Вы же ботаник, так ведь?
— Молодой человек, вы понятия не имеете о науке. Ботаников
— Но Уиттлси хотел, чтобы вы взглянули на те растения, которые он использовал в качестве упаковочного материала, — настаивал Смитбек.
— Не представляю зачем, — ответил Йоргенсен. — Я только что об этом узнал. Я ведь раньше не видел этого письма. — С видимой неохотой старик вернул письмо Марго. — Я бы счёл его подделкой, если бы не почерк и не сдвоенная стрела.
Наступило молчание.
— А что думали вы об исчезновении Монтегю? — наконец спросила Марго.
Йоргенсен потёр переносицу и уставился в пол.
— Оно испугало меня.
— Почему?
Он надолго замолчал. Наконец признался:
— Сам не знаю… Однажды Монтегю оказался в денежном затруднении, был вынужден попросить у меня взаймы. Он был очень щепетилен и, хотя это стоило ему немалых усилий, вовремя вернул мне долг. Исчезнуть внезапно было как будто не в его характере. Когда я видел Монтегю в последний раз, он собирался заняться инвентаризацией содержимого ящиков. Очень волновался. — Йоргенсен поднял взгляд на Марго. — Я не суеверен. Я учёный. Как уже говорил, не верю в проклятия и всё такое прочее…
— Но? — подбодрил его Смитбек. Старик бросил взгляд на журналиста.
— Ладно, — проворчал он. Откинулся на спинку стула и уставился в потолок. — Я сказал, что Джон Уиттлси был моим другом. Перед отъездом он собрал всю информацию о племени котога, какую только смог найти. Большинство слухов и легенд исходило от племён, живущих в низменных местах, яномамо и прочих. Помню, накануне отъезда он пересказывал одну историю. Котога, по словам одного из яномамо, заключили сделку с существом по имени Зилашки. Оно походило на наших чертей, но было гораздо более жутким: все беды и смерти происходили от этого существа, обитавшего на вершине
Йоргенсен поглядел на разобранный мотор пылесоса.
— Вот такую историю рассказал мне Уиттлси. Когда я узнал об авиакатастрофе, о смерти Уиттлси, об исчезновении Монтегю… то невольно подумал, что котога в конце концов сумели избавиться от сына Зилашки.
Взяв одну из деталей мотора, старый ботаник повертел её в руках с задумчивым выражением на лице.
— Уиттлси говорил, что сына Зилашки звали Мбвун. Тот, Кто Ходит На Четвереньках.
Он бросил деталь, упавшую с лёгким звяканьем, и усмехнулся.
33
Близилось закрытие музея. Посетители потянулись к выходам. Сувенирный ларёк в южном вестибюле торговал вовсю.
В отделанных мрамором коридорах, ведущих к южному выходу, раздавались громкие голоса и топот ног. В Райском зале, неподалёку от западного выхода, шум был слабее. А дальше, где размещались лаборатории, старые лекционные залы, хранилища и уставленные книгами кабинеты, посетителей не было