– С вами все в порядке? – майор остановил свой взгляд на подрагивающих губах женщины, она готова была расплакаться.
Аня самостоятельно освободилась от ремня, перебралась через рычаг переключения скоростей, подобрала выпавшие из замка ключи и, держа их за длинную цепочку, преподнесла шоферу.
– Вы не ругайте мою маму, она только покататься хотела.
– Можешь мне не рассказывать, – майор Миронов нашел в себе силы улыбнуться.
Охранник с остервенением нажимал кнопку, пытаясь привести ворота в действие.
– Там камешек попал, под колесико, – не без ехидства заметила Ирина.
А Аня уже умудрилась отыскать в траве гильзу, вылетевшую из пистолета и показала ее охраннику.
– Вам это нужно или я могу взять себе?
Терпение майора Миронова лопнуло.
– В дом! – закричал он. – В дом и не выходить из комнаты, если не хотите, чтобы я запер вас на ключ!
Ирина, уже ступая на крыльцо, посмотрела вверх. Возле приоткрытого окна стоял мужчина в черном официальном костюме и сокрушенно качал головой, рассматривая свою искореженную машину.
«Ничего, она у него казенная, – подумала женщина, – будут знать, как держать нас взаперти».
Самое странное, после этого происшествия ей сделалось легче. Наконец-то она смогла доказать, что тоже на что-то способна и не собирается сидеть сложа руки.
Уже стемнело. Об уроках не могло идти и речи. Возбужденная Аня еле дала уложить себя в постель. Ирина почувствовала едва преодолимое желание сделать хозяевам особняка еще какую-нибудь гадость; то ли устроить короткое замыкание, то ли поджечь дом. И, наверное, единственное, что ее остановило, это сложность выбора. Что бы она себе ни воображала, все казалось ей слишком неэффективным: наверняка у них здесь есть система пожаротушения.
Ирина посмотрела на потолок и увидела дымовой датчик.
«Хотя, черт его знает, – подумала Быстрицкая, – может, они так маскируют микрофоны. Да уж, наверняка эта комната вся напичкана прослушивающими устройствами, да еще где-нибудь замаскирован объектив телекамеры».
И чтобы немного подбодрить себя, Быстрицкая, скрутив фигу, показала ее в дальний угол комнаты.
– Мама, ты что делаешь? – изумилась Аня.
– И ты можешь показать тоже.
Девочка с удивлением смотрела на мать. Но после происшествия с автомобилем показ фиг выглядел невинной забавой.
Теперь уже не оставалось никаких сомнений: Ирина и ее дочь здесь пленники. Если бы их и впрямь охраняли от каких-то неизвестных врагов, то наверняка разбитая машина не сошла бы ей с рук. А тут почти никто и слова, не сказал.
«Значит, прослушивается, – поняла Быстрицкая. – Надеетесь, я с дочерью сболтну чего-нибудь лишнего?»
И она принялась судорожно вспоминать, говорила ли что-нибудь Аня о Федоре или же старалась о нем не вспоминать. В общем-то, как оказалось, ничего существенного она не сказала.
И лишь после этого Быстрицкая вздохнула с облегчением.
«Ну так вот, товарищ майор, – злорадно потирая ладонь о ладонь, подумала она, – если вы меня прослушиваете, то я доставлю вам удовольствие. Я вам расскажу такое…»
– Хочешь, Аня, я расскажу тебе сказку? – спросила Быстрицкая.
Девочка закивала.
– Да, конечно.
– Слушай. Жили одни очень-очень хорошие люди – мама с дочкой.
– Такие, как мы? – уточнила Аня.
– Да, такие, как мы. Однажды к ним пришли очень-очень плохие люди, посадили в машину без окон и повезли куда-то за город. Они ехали по темному лесу, и только ветки деревьев шуршали по машине, но ни девочка, ни ее мать не подозревали, что их везут в ловушку.
– Этот дом – ловушка? – изумилась Аня.
– Да нет, я же рассказываю тебе о таких же хороших, как и мы, людях, но не о нас. Ты же видишь, в этом доме все относятся к нам хорошо, и даже никто не стал ругать за разбитую машину.
Аня, забыв о том, что Ирина обещала рассказать ей сказку, наконец-то задала вполне резонный вопрос:
– А куда мы, мама, собирались ехать?
– Ты же сама сказала – покататься.
– Не обманывай.
«Пусть слушают, пусть слушают», – подумала Ирина Быстрицкая.
– Мы поехали бы с тобой к одному моему очень хорошему знакомому.
Помнишь, он как-то приходил к нам вместе с дядей Федором?
Ирина подмигнула Ане. Та сперва непонимающе смотрела на мать, а затем закивала.
– Так ты помнишь или нет?
– Да, помню, мама, – подхватывая игру, в которой еще ничего не поняла, воскликнула Аня.
– Так вот, этот дядя такой большой человек, что ему ничего не стоит собрать всех тех, кто держит нас в этом доме, и хорошенько отшлепать.
– Так вот почему они не ругались из-за машины? – догадалась Аня и шепотом спросила:
– А как зовут этого дядю?
– Что ты, я не могу тебе этого сказать, – достаточно громко, чтобы быть услышанной микрофонами, прошептала Быстрицкая.
– А почему?
– Да тут нас подслушивают, – сказала Ирина и пожалела: в глазах девочки мелькнул испуг. – Но не бойся, они все сами нас боятся.
– Не знаю, – засомневалась Аня.
– А если хочешь, завтра проверь.
– Как?
– Возьмешь да и ущипнешь за нос майора Миронова.
Наглости Быстрицкой уже не было границ. Ее фантазия и впрямь нарисовала эту картину: Аня, щиплющая майора за нос, а тот не знает, что и делать.
– Хотя нет, лучше будь воспитанной девочкой и никого не трогай. А главное – никого не бойся.
– А почему нас здесь держат? Мы же не сделали ничего плохого! – Аня огляделась по сторонам, обняла мать за шею и зашептала ей на ухо:
– Это что, дядя Федор натворил чего-то?
– Не знаю, – честно призналась Быстрицкая.
– А, по-моему, он ничего плохого не мог сделать, он же добрый.
Ирина задумалась. А в самом деле, что она знает о Федоре Молчанове? Так ли он хорош на самом деле? Ведь, возможно, вся его доброта, все его благородство – чисто показные, и он лишь замаливает грехи, совершенные раньше.
Даже самый страшный человек должен иметь в своей жизни такое место, куда можно прийти и увидеть, что тебя любят.
«Ну и пусть, – с отчаянием подумала женщина, – пусть он плох, пусть он даже для кого-то страшен, но мне же он не сделал ничего плохого? Ничего плохого не сделал и Ане… Да, не сделал».
Ирине не хотелось додумывать свою мысль, но ничего другого ей не оставалось. «Но ведь мы находимся в этом доме из-за него. Пусть даже он не хочет этого, пусть даже он старается сделать так/чтобы нас освободили, хотя что-то этого не заметно… Моя жизнь дала трещину. Однажды и, как казалось мне, навсегда заведенный порядок изменился, и совсем не в лучшую сторону».
«Федор…» – мысленно позвала Ирина. За долгие дни расставаний она привыкла беседовать с Глебом Сиверовым в мыслях. И как ни старалась Ирина, она не могла представить себе своего возлюбленного злым и жестоким. И тут, словно бы издалека, напомнив о себе парой аккордов, зазвучала музыка Вагнера,
