– В каком точно месте на Риверсайд-драйв была найдена машина Смитбека?
О'Грейди порылся в бумагах и сказал:
– В северной части Риверсайд-драйв. На углу Сто тридцать первой улицы.
– Сто тридцать первой? Что он там делал?
– Именно это мы и надеялись услышать от вас. Итак, вернемся к археологической экспедиции...
– Вы сказали, что этим утром он получил доступ к неким картотекам. Каким именно?
– Старым картотекам службы безопасности.
– Каким из них?
О'Грейди снова пробежал взглядом записи.
– Здесь говорится, что Смитбек интересовался старинным личным делом.
– Чьим именно?
– Об этом ничего не сказано.
– Как он это сделал?
– Об этом здесь не говорится.
– О Боже! Неужели вы не смогли это выяснить?
Лицо О'Грейди слегка порозовело, и он сказал:
– Может быть, нам лучше вернуться к нашим вопросам?
– Я об этом кое-что знаю, – вмешался Фенестер. – Я оставался на дежурстве, когда ты, О'Грейди, лакал кофе с пончиками. Помнишь?
– Может быть, ты запамятовал, Фенестер, но вопросы здесь задаем мы, – резко бросил О'Грейди.
– Но как я могу отвечать на ваши вопросы, если вы не делитесь нужной мне информацией? – одарив О'Грейди ледяным взглядом, спросила Нора.
– Доктор Келли права, О'Грейди. Она имеет право это знать. – Фенестер изобразил обворожительную улыбку и продолжил, обращаясь к Норе: – Мистер Смитбек при помощи телефонного звонка заманил одного из охранников в департамент людских ресурсов. После этого, выдав себя за работника этого департамента, он убедил оставшегося дежурного открыть некоторые шкафы с картотеками. Сказал, что проводит какую-то инспекцию.
– Неужели? – Несмотря на всю свою озабоченность, Нора не могла не улыбнуться. Это был Смитбек в его лучшем виде. – И какие именно картотеки?
– Разрешения пользоваться материалами музея, выданные более ста лет назад.
– И поэтому выдан ордер на его задержание?
– Это далеко не все. Охраннику показалось, что он видел, как мистер Смитбек изъял какие-то материалы из одного ящика. Поэтому мы можем обвинить его в краже и...
– Какого именно ящика?
– С личными делами за тысяча восемьсот семидесятый год, насколько я помню, – не скрывая гордости, сказал Фенестер. – Поскольку у дежурного возникли подозрения, служба архивов произвела перекрестную проверку всех картотек и обнаружила, что одна из них похищена. Папка, в которой содержались документы, осталась практически пустой.
– Чья папка?
– Это была картотека серийного убийцы девятнадцатого века, как его там... Того, о котором писала «Таймс». Мистер Смитбек, вне сомнения, охотился за дополнительной информацией о...
– Энохе Ленге?
– Точно. Именно так звали парня.
Нора от изумления утратила дар речи.
– А теперь, если вас это не затруднит, доктор Келли, вернемся к нашим вопросам, – вмешался О'Грейди.
– А его машину нашли на Риверсайд-драйв? На углу Сто тридцать первой? Как долго она там находилась?
– Кто знает? – пожал плечами Фенестер. – Нам известно, что он взял машину вскоре после того, как вышел из музея. За машиной ведется наблюдение. Когда мистер Смитбек к ней вернется, мы об этом сразу узнаем.
– А ты не мог бы заткнуться, Фенестер? – не выдержал О'Грейди. – Поскольку ты успел выложить все конфиденциальные детали, мы, видимо, можем вернуться к допросу. Итак, доктор Келли, эта археологическая экспедиция...
Нора порылась в сумочке и извлекла из нее сотовый телефон.
– Никаких звонков, доктор Келли, пока мы не закончили, – снова возник О'Грейди. На сей раз голос копа звучал по-настоящему зло.
Она бросила аппарат в сумку и сказала:
– Прошу меня извинить, но я должна уйти.
– Вы уйдете только тогда, когда мы кончим задавать вопросы, – не терпящим возражения тоном заявил О'Грейди. – Итак, доктор Келли, эта экспедиция...
Нора не слышала конца фразы. Она лихорадочно пыталась осмыслить полученную информацию.
– Доктор Келли?
– Но не могли бы мы закончить это попозже? – спросила она и улыбнулась, сопроводив улыбку самым умоляющим взглядом из своего обширного арсенала разнообразных взоров.
Но О'Грейди не стал отвечать улыбкой на улыбку. Вместо этого он нравоучительно произнес:
– Мы расследуем уголовное преступление, доктор Келли, и закончим нашу беседу, лишь исчерпав все вопросы. Никак не раньше.
Нора помолчала немного, а затем, глядя в глаза О'Грейди, сказала:
– Но мне действительно необходимо удалиться. Я имею в виду туалет.
– Прямо сейчас?
Она молча кивнула.
– Простите, но мы будем вынуждены вас туда сопровождать. Таковы правила.
– Прямо в туалет?
– Нет, – покраснел О'Грейди. – Только до дверей. Мы подождем снаружи.
– В таком случае поторопимся. Мне действительно туда очень надо. Проблемы с почками.
Фенестер и О'Грейди обменялись взглядами.
– Бактериальная инфекция. Подхватила в Гватемале во время раскопок.
Полицейские с готовностью вскочили со своих мест. Они прошли мимо десятков столов, за которыми копы бубнили вопросы, и оказались в главном читальном зале. Нора спокойно шагала к выходу, не желая торопливостью чрезмерно тревожить свой эскорт.
В библиотеке царила тишина. Читатели уже давно разошлись по домам. Нора первой подошла к дверям. Оба копа тянулись за ней в кильватере.
Затем она быстро проскочила сквозь двери и резко отпустила обе створки перед носом полицейских. Дверная пружина оказалась очень упругой. Нора вначале услышала глухой удар, а затем звук падения, за которым последовали изумленные восклицания. После этого раздались крики – очень похожие на те, которые в случае опасности издает морской лев, – и послышался топот бегущих ног. Она оглянулась. Фенестер и О'Грейди уже проскочили через дверь и бросились в погоню.
Нора знала, что находится в отличной физической форме. Но оба сержанта ее поразили. Они тоже мчались с приличной скоростью. Пробежав через холл, Нора оглянулась и увидела, что более высокий коп – О'Грейди – сумел к ней приблизиться.
Нора распахнула дверь, ведущую на лестницу, и понеслась вниз, прыгая через две ступени. Через несколько секунд дверь снова распахнулась, и она услышала громкие голоса и топот.
Девушка ускорила спуск. Достигнув цокольного этажа, она выдернула засов и выскочила в запасник отдела палеонтологии. Перед ней был длинный и прямой, как стрела, коридор. Его освещали лампы в проволочных сетках, а на выходящих в него многочисленных дверях значилось: «Плотнорогие», «Эогиппусы», «Полорогие», «Человекообразные».
