меня. — И перед тем, как хоть кто-нибудь успел спросить ее об этом, она продолжала: — А Елена была уверена, что Дамон и сам чем-то одержим. Кто еще?
— Кто-то, кого мы пока не видели, — тихо и зловеще сказала Бонни. — А если и увидим, он нам не понравится.
И в ту же секунду за их спинами раздался хруст ветки. Все как один обернулись.
— Вот чего я действительно хочу, — сказал Дамон Елене, — это чтобы ты согрелась. Можно приготовить тебе что-нибудь горячее, чтобы ты согрелась изнутри. А можно отнести тебя в ванну, чтобы ты согрелась снаружи. И помня о том, что произошло в прошлый раз...
— Я... вряд ли смогу что-нибудь съесть...
— Да ладно тебе. Это же американская традиция. Яблочный суп? Домашний куриный пирог?
Сама того не желая, Елена прыснула и тут же поморщилась от боли.
— Только пирог — яблочный, а домашний суп — куриный. Но для начала неплохо.
— Значит, договорились? Обещаю, что не буду класть в одно блюдо курицу и яблоки.
— Я бы попробовала съесть суп, — медленно сказала Елена. — И... ой, Дамон, я очень хочу выпить обыкновенной воды. Дай мне воды, пожалуйста.
— Я знаю, но, если ты будешь пить слишком много, будет больно. Попробую все-таки сделать суп.
— Их продают в таких маленьких баночках с красной бумагой. А чтобы снять крышку, надо потянуть за ушко...
Он повернулся к двери, и Елена замолчала.
Дамон понимал, что она серьезно сомневается в успехе этого начинания, но так же хорошо он понимал, что, если он принесет ей хоть что-нибудь, что можно пить, она выпьет. Когда испытываешь жажду, не привередничаешь.
Он и сам был живой иллюстрацией этого. Точнее, неживой.
Но едва он вышел за дверь, послышался страшный шум, словно ударились друг о друга два кухонных тесака.
У него от этого звука чуть не развалилась спина — от плеч до задницы.
— Дамон! — послышался жалобный голос из-за двери. — Дамон, с тобой все в порядке? Дамон! Ответь!
Вместо того чтобы ответить, он обернулся, осмотрел дверь, которая на вид была абсолютно нормальной, и открыл ее. Любой, кто увидел бы его в этот момент, несказанно удивился бы: он вставил ключ в незапертую дверь, пробормотал: «Комната Елены», — повернул ключ и открыл дверь.
Он зашел в дверь и побежал вперед.
Елена лежала на полу, безнадежно запутавшись в простынях и одеялах. Она пыталась подняться, но ее лицо стало бело-синим от боли.
— Кто тебя столкнул? — спросил он. Он будет убивать Шиничи
— Никто. Был какой-то жуткий звук, когда ты закрыл дверь. Я хотела побежать за тобой, и вот...
Дамон уставился на Нее во все глаза. «Я хотела побежать за тобой, и вот...» Она измучена, ей больно, она истощена, и все-таки она попыталась спасти
— Извини, — сказала она, заметив слезы в его глазах. — Никак не могу привыкнуть к силе тяготения. С тобой все в порядке?
— Всяко лучше, чем с тобой, — сказал он, специально стараясь, чтобы его голос звучал резко, и глядя в сторону. — Я сглупил, когда выходил из комнаты, а дом... сделал мне предупреждение.
— Ты о чем? — сказала удрученно Елена, одетая лишь в простыни.
— Об этом ключе, — Дамон поднял его и показал ей. Он был золотой, и его можно было носить как кольцо, но от него отходили два крылышка, и получался красивый ключ.
— А что с ним не так?
— Это я не так его использовал. В этом ключе хранится сила китсунэ, он может отпереть любую дверь, и ты можешь попасть через нее куда угодно, но надо сделать так: вложить его в замок, сказать, куда ты хочешь попасть, а потом повернуть ключ. Я забыл это сделать, когда выходил из комнаты.
Елена была озадачена.
— А если это дверь без замка? В спальнях обычно вообще не бывает замков.
— Он подходит к любой двери. Можно сказать, что он сам себе создает замок. Это сокровище китсунэ — я вытряс его из Шиничи, когда обозлился на него из-за того, что тебе было плохо. Скоро он захочет его вернуть, — глаза Дамона сузились, и он слабо улыбнулся. — Интересно, кому из нас, он в конце концов достанется. Кстати, на кухне был еще один — запасной, разумеется.
— Дамон, это все очень интересно, про магические ключи, но ты не поможешь мне подняться с пола?
Дамону стало стыдно. Но дальше встал вопрос, класть ее обратно на кровать или нет.
— Я бы приняла ванну, — тихо сказала Елена. Она уже расстегнула верхнюю пуговицу своих джинсов и была готова выпрыгнуть из них.
— Подожди секунду! А что, если тебе станет плохо, и ты утонешь? Ляг, и я обещаю, что сделаю так, что ты будешь чистой, если ты готова попробовать что-нибудь съесть. — У него возникли новые сомнения относительно этого дома. — А теперь разденься и накройся простыней. Я умею делать невероятные массажи, — добавил он, отворачиваясь.
— Слушай, отворачиваться необязательно. Я не понимаю этого с тех пор, как... вернулась, — сказала Елена. — Все эти правила приличия. И почему кто-то должен стесняться своего тела? (Эти слова донеслись до него немного приглушенно.) — В смысле — если кто-то говорит, что нас создал Бог, почему он забывает, что Бог создает нас голыми, даже после того, что случилось с Адамом и Евой. Если это так важно, создавал бы нас прямо в подгузниках.
— Должен сказать, твои слова напомнили мне о том, что я сказал когда-то вдовствующей королеве Франции, — сказал Дамон, преисполненный решимости все время, пока она раздевается, разглядывать трещину в деревянной стене дома. — Я сказал, что если Бог всемогущ, всеведущ, и знает наперед судьбу каждого человека, то почему он обрекает праведников на то, чтобы рождаться такими же голыми, как и грешники?
— И что она ответила?
— Ничего. Просто хихикнула и три раза хлопнула меня веером по руке, что, как мне рассказали потом, было приглашением на любовное свидание. Увы, у меня были другие дела. Ты еще в кровати?
— Ага. И накрылась простыней, — устало сказала Елена. — Если королева была вдовствующая, я думаю, ты не особенно расстроился, — добавила она наполовину удивленным голосом. — Это ведь такие пожилые мамаши?
— Нет. Анна Австрийская, королева Франции, до самого конца сохраняла удивительную красоту. Это была единственная рыжеволосая женщина...
Дамон остановился и стал судорожно подбирать слова, глядя на кровать. Елена сделала именно то, о чем он просил. Просто он вовремя не сообразил, как она будет похожа на Афродиту, поднимающуюся из моря.
Взъерошенная белизна простыни могла сравниться с молочной и более теплой белизной ее кожи. Естественно, она нуждалась в мытье, и все же; одной мысли о том, что под тонкой простыней она восхитительно нага, было достаточно, чтобы у Дамона перехватило дыхание.
Всю свою одежду она скатала в комок и швырнула в дальний угол комнаты. Дамон не винил ее за это.
Он не думал. Он не давал себе на это времени. Он просто вытянул руки и сказал:
— Горячее куриное консоме с тимьяном в чашке Микаса и масло с ароматом цветка сливового дерева, очень теплое, в чаше.
Как только бульон был доеден, и Елена опять лежала на спине, Дамон начал осторожно массировать ее с маслом. Аромат сливы — всегда хорошее начало. Он приглушает чувствительность кожи к боли и
