— Нужно попросить у бабушки Изобель синтоистских оберегов от злых сил. Ты сможешь этим заняться? Боюсь, скоро нам придется сражаться.
— Это сообщили чаинки?
— Да, дорогуша. И моя бедная старая голова говорит то же самое. Может быть, ты передашь мои слова доктору Альперт, чтобы она смогла увезти из города дочь и внуков, пока не станет слишком поздно.
— Я передам ей, но оторвать Тайрона от Деборы Колл будет непросто. Он по-настоящему к ней привязан… а! может быть, доктор Альперт уговорит Коллов тоже уехать.
— Может быть. Тогда нам не придется беспокоиться еще о нескольких детях. — Миссис Флауэрс потянулась за чашкой Мэтта.
— Я это сделаю.
Как все это жутко, подумал Мэтт. В Феллс-Черч у него было три союзника, и все три были дамами за шестьдесят. Миссис Флауэрс, у которой пока хватало сил каждое утро возиться в саду; прикованная к постели Обаа-сан, миниатюрная, с тяжелым узлом черных волос, похожая на куклу и всегда готовая дать совет родом из тех времен, когда она служила в храме; и доктор Альперт, городской врач Феллс-Черч — стальные волосы, выдубленная солнцем кожа и прагматичный подход ко всему, включая магию. В отличие от полиции, она не игнорировала происходящее и делана все возможное, чтобы помочь детям и успокоить родителей.
Ведьма, жрица и врач. Мэтт полагал, что защищен со всех сторон. А еще он знал ту, с кого все началось, — Кэролайн, одержимую то ли лисами, то ли волками, то ли и теми и другими.
— Я пойду вечером на собрание, — твердо сказал Мэтт, — дети шепчутся и переговариваются весь день. Я спрячусь неподалеку от рощи и смогу их увидеть. А потом пойду за ними — если там не будет Кэролайн или, упаси господь, Шиничи или Мисао.
Миссис Флауэрс налила ему еще чаю.
— Я очень беспокоюсь за тебя, дорогуша. Сегодня прямо день дурных примет. Не стоит играть с судьбой.
— Ваша мама что-то говорит об этом? — спросил Мэтт с искренним интересом. Мать миссис Флауэрс умерла в самом начале двадцатого века, но это не мешало ей по-прежнему общаться с дочерью.
— В том-то и дело, что нет. Я за весь день не слышала от нее ни слова. Попробую-ка еще раз.
Миссис Флауэрс закрыла глаза. Мэтт видел, как двигались морщинистые веки — как будто она искала свою мать глазами или пыталась войти в транс. Мэтт допил чай и запустил игру на мобильнике.
Наконец миссис Флауэрс открыла глаза и вздохнула:
— Мама (она всегда произносила это слово с ударением на втором слоге) сегодня капризничает. Она не хочет отвечать мне прямо. Говорит только, что собрание будет шумным, а потом очень тихим. А еще она чувствует, что это очень опасно. Думаю, мне лучше пойти с тобой.
— Нет! Если ваша мама считает, что это опасно, я даже пробовать не буду.
Девушки сдерут с него кожу живьем, если что-то случится с миссис Флауэрс. Лучше играть наверняка.
Миссис Флауэрс с облегчением откинулась на спинку стула:
— Хорошо, я тогда займусь прополкой. А еще мне нужно срезать и засушить полынь. Да и черника уже должна созреть. Как летит время…
— Ну да. Вы готовите на меня и на остальных. Может, вы позволите мне платить за квартиру и стол?
— Я бы никогда себе этого не простила! Ты мой гость. И мой друг, надеюсь.
— Конечно. Без вас я бы пропал. Тогда я просто погуляю по окрестностям, нужно же куда-то девать энергию. — Он осекся. Он чуть не сказал, что покидал бы мяч вместе с Джимом Брюсом. Но Джим больше не сможет играть в баскетбол. Никогда. У него изуродованы руки. — Я просто пойду пройдусь.
— Ладно. Пожалуйста, береги себя. Надень куртку или ветровку.
— Конечно, мэм.
Было начало августа, жаркое и влажное. Можно было ходить даже в плавках. Но Мэтт привык именно так обращаться с пожилыми дамами, даже если те были ведьмами, гораздо более опасными, чем нож у него в кармане.
Он вышел из дома и по боковой улице пошел к кладбищу. Оставшись здесь, на склоне холма пониже рощи, он увидит любого, заходящего в Старый Лес, оставаясь незамеченным.
Он бесшумно пробрался к месту засады, прячась за могильными камнями, отслеживая изменения в птичьем щебете, которые могли бы означать чужое присутствие. Правда, единственной птичьей трелью оказалось хриплое воронье карканье в роще, а не увидел он вообще никого — пока не скользнул в укрытие.
Там он обнаружил направленное на него дуло пистолета и за ним лицо шерифа Рича Моссберга.
Первые слова шерифа походили на механическую речь говорящей куклы, которую потянули за веревочку на спине:
— Мэттью Джеффри Ханикат, вы арестованы за нападение на Кэролайн Беолу Форбс. Вы имеете право хранить молчание…
— И вы тоже, — прошипел Мэтт. — Но недолго! Слышали, как вороны улетели все одновременно? Дети идут к Старому Лесу, и они близко.
Шериф Моссберг был из тех, кто никогда не замолчит, не договорив фразы, поэтому он продолжил:
— Вы осознаете свои права?
— Нет, сэр!
Между бровей шерифа появилась морщинка.
— Ты говоришь по-итальянски?
— Это эсперанто. У нас нет времени! Они… — Господи, с ними Шиничи. — Последнюю фразу Мэтт произнес тишайшим шепотом, наклонив голову и глядя через бурьян на ограду кладбища.
Да, это был Шиничи. Он вел за руку девочку лет двенадцати. Мэтт узнал ее: она жила рядом с Риджмонтом. Как ее… Бетси, Бекки?
Шериф Моссберг издал придушенный звук:
— Моя племянница, — выдохнул он на удивленно нежно. — Это моя племянница, Ребекка.
— Хорошо. Просто оставайтесь здесь и будьте начеку.
За Шиничи, как за гамельнским крысоловом, вереницей шли дети. Мерные волосы с красными кончинами и золотые глаза сверкали в закатном солнце. Дети смеялись и пели весьма своеобразную версию «Семи маленьких крольчат». У Мэтта пересохло во рту. Мучительно было смотреть, как они идут прямо в чащу, как ягнята на бойню.
Пришлось запретить шерифу стрелять в Шиничи, а то он готов был все испортить. Когда последний ребенок скрылся в роще, Мэтт облегченно опустил голову, но тут же вскинул ее снова.
Шериф Моссберг собирался встать.
— Нет! — Мэтт схватил его за запястье.
Шериф вырвался:
— Я должен туда идти! Там моя племянница.
— Он ее не убьет. Они не убивают детей. Не знаю почему, но это так.
— Ты слышал, какому дерьму он их учит. Небось запоет по-другому, когда увидит мой пистолет.
— Послушайте. Вы ведь хотели арестовать меня. Я требую ареста. Только не ходите в лес!
— Я не вижу там никакого «леса», — презрительно сказал шериф, — между этими дубами с трудом хватит места всем этим детям. Если ты хочешь сделать хоть что-то полезное в этой жизни, хватай одного или двух малышей, когда они побегут.
— Побегут?
— Увидев меня, они разбегутся. Конечно, во все стороны, но некоторые выберут привычный путь. Поможешь мне или нет?
— Нет, сэр, — медленно и твердо сказал Мэтт. — И… и… я
