— Ну, — потребовал Дамон, — как ты догадалась?
— Это действительно один из кусков ключа?
— Ну, вряд ли это часть ручки. Может, конечно, это игрушка из коробки с завтраком, но ты подошла прямо к ней, как только мы вошли в комнату. Даже вампирам необходимо время, чтобы подумать, моя бесценная принцесса.
Елена пожала плечами.
— Это слишком просто. Когда стало ясно, что ключи для настройки арфы не подходят, я спросила себя, какой еще инструмент можно найти в доме. Ручка — инструмент для письма. Ну а после этого нужно было только выяснить, есть ли у леди Фазины кабинет.
Дамон перевел дух.
— Черт возьми. Ты — воплощенная невинность. Знаешь, что я искал? Потайные двери. Вход в подземелья. Единственный инструмент, который я смог придумать, — пыточный. Ты удивишься, как много их в этом прекрасном городе.
— Но не в ее доме!.. — Голос Елены опасно повысился, и они оба замолчали на мгновение, вслушиваясь в звуки из коридора.
Там было тихо.
Елена выдохнула:
— Быстро! Где он будет в безопасности?
Единственный недостаток платья состоял в том, что в нем невозможно было что-нибудь спрятать.
Придется в следующий раз указать на это леди Ульме.
— Давай ко мне в карман, — Дамона трясло, как и Елену. Впихнув ключ в карман черных джинсов от Армани, он схватил ее обеими руками.
— Елена! Ты понимаешь? Мы сделали это. Мы это сделали!
— Я знаю! — Из глаз Елены текли слезы. Музыка леди Фазины слилась в один сильный, безупречный аккорд. — Мы сделали это вместе!
Вдруг — это «вдруг» уже вошло в привычку — Дамон обнял ее, ее руки скользнули ему под куртку, она чувствовала его тепло, его силу. Она не удивилась, почувствовав укол в горло, когда она откинула голову назад: ее пантера была очень плохо выдрессирована и еще не выучила основные правила этикета свиданий, например «сначала поцелуй, потом укус».
Она вспомнила: чуть раньше он говорил, что голоден, но она пропустила это мимо ушей, слишком увлеченная серебряной ручкой, чтобы понять, что он имеет в виду. Но теперь она поняла. Вот только сегодня он казался очень уж голодным.
Даже слишком голодным.
«Дамон, — нежно подумала она, — ты берешь слишком много».
Но не почувствовала никакого ответа, только дикий голод хищника.
«Дамон, это может быть опасно… для меня». В этот раз Елена вложила в свои слова столько Силы, сколько смогла.
Она не дождалась никакого ответа, уже уплывая вниз, в темноту. И вдруг ей пришла в голову идея.
— Где ты? Ты здесь? — звала она, представляя себе маленького мальчика.
А потом она увидела его, прикованного к стене. Он свернулся в клубок и закрыл глаза руками.
— Что случилось? — испугалась Елена.
— Он причиняет боль! Он делает больно!
— Тебе больно? Где? — быстро спросила Елена.
— Нет! Он причиняет боль тебе. Он может тебя убить!
— Тссс, — она попыталась укачать его, как в колыбели.
— Он должен услышать нас!
— Хорошо, — согласилась Елена. Она действительно чувствовала слабость. Повернувшись вместе с ребенком, она беззвучно прошептала: — Прошу, перестань.
И чудо случилось.
И она, и мальчик почувствовали это. Челюсти разжались. Поток энергии прекратил течь из Елены в Дамона. А затем это чудо оторвало ее от мальчика, с которым она мечтала поговорить.
«Нет! Подожди!» — пыталась она сказать Дамону, как можно крепче цепляясь за руки ребенка. Но она невероятно быстро возвращалась в сознание. Темнота рассеялась. Ее место заняла комната, слишком ярко освещенная. Единственная свеча горела, как прожектор. Закрыв глаза, она почувствовала тепло и тяжесть тела Дамона в своих объятиях.
— Прости меня! Елена, ты можешь говорить? Я не понимал, как много…
С голосом Дамона было что-то не так. Он не втянул клыки, поняла она.
Что-то? Да все было не так! Они были так счастливы, но… ее рука стала мокрой.
Елена отстранилась от Дамона и посмотрела на свои руки. Они были красные, и это была не краска.
Пытаясь сформулировать вопрос, она скользнула за спину Дамона и стянула с него черную куртку. В ярком свете она разглядела черную шелковую рубашку, испачканную засохшей, почти засохшей и совсем свежей кровью.
— Дамон! — Она почувствовала только ужас, без всякой вины или понимания. — Что случилось? Ты дрался? Скажи!
А потом перед внутренним взглядом встала цифра. Она с детства умела считать. Честно говоря, она научилась считать до десяти еще до своего первого дня рождения. То есть у нее за спиной было семнадцать лет обучения, и она смогла посчитать количество неровных, глубоких кровоточащих порезов на спине Дамона.
Десять.
Елена опустила глаза на свои собственные окровавленные руки и платье, ставшее из платья богини платьем ужаса, когда молочную белизну испачкало красным.
Это должна была быть ее кровь.
Раны на спине Дамона, должно быть, горели, как следы от меча. Он перенаправил боль и следы наказания от нее к себе.
«И он еще нес меня домой. — Мысли всплывали из ниоткуда. — Не сказал ни одного слова. Я бы никогда не узнала… И он до сих пор не вылечился. Он вообще когда-нибудь вылечится?»
И вот тогда она закричала.
29
Кто-то пытался напоить из стакана. Обоняние Елены было настолько острым, что она почти почувствовала вкус содержимого — черномагическое вино. И она не хотела его пить! Нет! Она выплюнула его. Они не смогут заставить ее.
— Mon enfant это для твоего же блага. Пей.
Елена отвернулась. Она почувствовала тьму, и ее подхватил ураган. Да. Это было к лучшему. Почему бы им не оставить ее в покое? Где-то глубоко в ее сознании с ней в темноте был маленький мальчик. Она помнила его самого, но не помнила его имени. Она протянула руки, и он взял их в свои. Казалось, что его цепи стали легче, чем они были… когда? Раньше. Это было все, что она смогла вспомнить.
— Ты в порядке? — прошептала она ребенку. Здесь, в глубинах сознания, шепот казался криком.
— Не плачь. Пожалуйста, — умолял он ее, но его слова напомнили то, о чем было невыносимо думать, и она прижала пальцы к его губам.
И тут раздался громкий голос извне:
— Итак, mon enfant, вы решили
— Это в самом деле происходит? — прошептала она мальчику. — Я снова умираю? Чтобы стать
