делать в том кабинете? Видишь, зашиваюсь!
Он снова повернулся к машинисту, тотчас же забывая обо мне. Но я настойчиво потянул Турина за рукав и сказал:
— У меня к тебе дело, Михаил Кузьмич, дорогой, важное дело!..
— Знаю я ваши важные дела! — без всякого перехода крикнул Турин. — Какой-нибудь ремонт внеплановый, так? У всех важные дела! Начальник рудника просит, директор обогатительной просит, путейцы просят, диспетчер ззонит, Кондаков по столу стучит, а что я могу сделать? А? В производственный отдел обращайся, в организованном порядке. Дадут задание — сделаем. В порядке очереди. Всё.
Теперь он, видимо, забыл о понуро стоявшем машинисте, взмахнул рукой и пошел. Но я быстро нагнал его.
— Михаил Кузьмич, дорогой, ну будь другом, — униженно говорил я, идя рядом с Туриным, — помоги! Знаю, что тебе трудно, все знают: завод нужен, каждому это понятно…
— Каждому?! — воскликнул, останавливаясь, Турин. — Нет, не каждому! Третий год…
Теперь его уже нельзя было остановить. О заводе Турин мог говорить без конца. Было неосторожно с моей стороны употребить это слово — «завод». Но я знал, что оно было единственным словом, способным привлечь внимание Турина.
Я терпеливо ждал, пока он выскажет все свои упреки в адрес начальников объектов, комбината и министерства. Важно было не упустить момент и вовремя ввернуть свою просьбу. Но на этот раз Турин оказался догадливее. Он оборвал себя на полуслове, хмуро взглянул на меня и совсем уже обычным, брюзгливым тоном сказал:
— Никому завод не нужен. Только Турину. Знаю. Ну, в чем твое дело? Буры, что ли?
— Нет, нет, Михаил Кузьмич, — поспешно ответил я, — совсем не буры…
Мы уже шли по узкому коридору конторы, в которой помещался кабинет Турина, и я, заходя то слева, то справа, упорно вел начальника к двери его кабинета. Наконец мы вошли в маленький туринский кабинет, и я с облегчением вздохнул: теперь Михаил Кузьмич был в моей власти.
— Речь на этот раз не о бурах, Михаил Кузьмич, — сказал я, почти насильно усаживая Турина за стол и пристраиваясь рядом на табуретке, — мне штанги нужны.
— Что-о? — недоуменно переспросил Турин.
— Ну, как тебе сказать, пруты такие. Железные. У меня все есть — и чертеж и расчет…
Я торопливо вытащил из кармана сложенный вчетверо бумажный лист и развернул его на столе перед Гуриным. Несколько мгновений Турин рассматривал рисунок.
— Это-то что же такое? — медленно протянул он.
— Штанга, — пояснил я, — обыкновенная железная палка. Круглая, двадцать пять — тридцать миллиметров в диаметре. С этого конца, видишь, расщелина. В ней клин. А на другом конце резьба. И шайба.
Из листового железа. Толщина — тридцать миллиметров. И всё. Плевое дело. На первое время изготовишь сто штанг.
Гурин оторвался от чертежа, посмотрел на меня и снова опустил взгляд на чертеж. Я чувствовал, что он в полном недоумении.
Наконец Михаил Кузьмич решительно отодвинул бумагу, откинулся в своем жестком кресле, посмотрел на меня и сказал:
— Что за хреновина, Арефьев? На кой черт тебе эти прутья?
— Мы будем крепить ими свод туннеля. Вместо бетона, — терпеливо стал я объяснять. — Ты знаешь, что у нас не хватает бетона. Мы хотим обойтись без него. Во всяком случае, резко сократить расход цемента.
Гурин, не мигая, смотрел на меня.
— А что же ты будешь делать с этими… штангами? — спросил он наконец.
— Крепить породу. Намертво. — Как, каким образом?
— Будем забивать штанги в свод. А потом завинчивать вот эту гайку, — сказал я, сознавая, что на словах все это звучит очень примитивно.
Гурин встал.
— Ты что, разыгрывать меня пришел? Я сна-отдыха не знаю, зашиваюсь, белкой в колесе кручусь, а ты…
Я чувствовал: сейчас Гурин взорвется.
— Нет, нет, что ты, Михаил Кузьмич! — поспешно перебил я его. — Да у меня и в мыслях такого нет! Это новый способ крепления, о нем статьи написаны, книга вышла профессора Семевского! Я в Москве был, консультировался, у меня разрешение есть!
— Ты хочешь сказать, что вот эти болванки будут держать породу? — видимо, пропуская мимо ушей все, что я говорил до этого, спросил Гурин.
— Да, да! Будут!
Гурин обошел меня и направился к двери.
— Михаил Кузьмич! — с отчаянием простонал я. Гурин остановился уже у самой двери, обернулся
и сказал:
— Вот что, Арефьев. Я этой ерундой заниматься не буду. И тебе не советую.
— Но я получил согласие Москвы, комбината!
— Так вот, пусть комбинат даст мне официальное задание. За подписью начальника ПТО. За подписью главбуха. За подписью Кондакова. Ясно?
— И тогда?..
— Тогда я скажу, что эту бумагу подписали три дурака. И попрошу их подтвердить свое распоряжение.
— А если подтвердят?
— Тогда я сделаю тебе эти железные палки, и ты можешь забивать их куда хочешь. Хоть себе в голову. А теперь я еду на комбинат. Будь здоров!
Он вышел и изо всех сил хлопнул дверью.
Я остался один в гуринском кабинете. Стоял посреди комнаты, мысленно ругая Турина на чем свет стоит. Но постепенно гнев мой стал проходить.
«В конце концов у меня нет оснований нападать на этого человека. Он не горняк. К тому же и многие из горняков были готовы поднять меня на смех. А он механик. И никогда не слышал о штанговом креплении. Поставь себя на его место… Конечно, я получу на комбинате официальное задание для мастерской. Но нельзя дать задание, не указав, из каких фондов металла изготовлять штанги. Железа потребуется немало, на первых порах не менее двух-трех тонн. Значит, надо запрашивать фонды. Их дадут, конечно, но пройдет время.
Две-три недели, может быть месяц. А я хочу начать работать немедленно. Мне надо изготовить пока хотя бы сто штанг. Хоть пятьдесят! Что же мне делать?!»
Погруженный в раздумье, я вышел из кабинета, прошел по узкому коридору и снова очутился на заводском дворе. Дул ветер. Мела поземка. Я запахнул свой полушубок. Маленькие вихревые снежные столбики гуляли по полузасыпанным металлическим деталям, которыми был усеян заводской двор.
«Турин прав, — подумал я, — нужно расширять мастерские, сделать навес над двором: металл здесь ржавеет, портится…»
Я подошел к сваленной в кучу железной арматуре. Ткнул обутой в валенок ногой в запорошенную снегом гору железа. Снег ссыпался со скелетообразных металлических переплетов. И вдруг спасительная мысль прорезала мое сознание: «А что, если использовать эту арматуру для штанг?»
Передо мной был частокол железных прутьев. Я ухватился за один из них. Каков диаметр этого прута? На глаз два-три сантиметра. Жаль, нет у меня с собой линейки!
Какой-то паренек в замасленной спецовке торопливо пересекал двор. Я еще издали увидел, что в боковом кармане его куртки поблескивают инструменты.
— Эй, товарищ! — крикнул я во весь голос. Паренек остановился и поглядел в мою сторону.
— У тебя есть штангель? — крикнул я.
