тщательно охраняется. Он представил, какой вой подняли бы левые газеты, доведись им узнать о том, что здесь происходит. На всякий случай он все же спросил:
— А если сюда сунется кто-нибудь из посторонних?
— Все предусмотрено, — ответил Штольц. — Если мы услышим какой-либо подозрительный шум за забором, я немедленно подам команду 'Гимнастика!' и все перейдут к обычным упражнениям для белоручек.
— А если кто-нибудь нагрянет в момент испытания, которое я только что видел? — спросил Рихард.
— Вообще-то говоря, это почти невероятно. Во-первых, за два-три километра от ворот выставлена охрана. Она очень хорошо замаскирована. Вы кого-нибудь заметили, когда ехали сюда?
— Никого, — ответил Рихард. — Вот только у самого забора стоял какой-то парень.
— Вот видите! — удовлетворенно воскликнул Штольц. — О вашем приезде охрана была предупреждена. Если все же случится так, что незваные, гости нагрянут сюда в момент испытания, охрана затеет с ними длительные пререкания, а мы тем временем успеем извлечь наших ребят из ям.
…Все это произвело на Рихарда глубочайшее впечатление. На фоне этой подлинно боевой активности их сборища в Аргентине выглядели детскими играми. Но тут вдруг его обожгла неожиданная мысль.
— Скажи мне, Клаус, — спросил он, — а как потом складываются отношения между теми, кто был в яме, и остальными?
— Это нелепый вопрос, — ответил Клаус. — Каждый из членов группы побывал и внизу и наверху.
— Значит, по очереди?
— Разумеется.
— А ты… ты выдержал бы такое испытание? — Я его выдержал. Иначе и быть не могло.
— Стало быть…
— Стало быть, я прошел соответствующую подготовку в этом кружке. Иначе я не мог бы стать тем, кем стал.
— А кем ты стал, Клаус? — Рихард понизил голос. — Я об этом никогда тебя не спрашивал, так сказать, напрямую.
— Мог бы и спросить! Я руководитель боевой молодежной группы, сочувствующей НДП.
— И такие группы есть повсюду в стране?
— Нет. Если говорить откровенно, их пока еще немного. Это наша мюнхенская инициатива.
— И я стану членом твоей группы?
— Будущее покажет, — с загадочной усмешкой ответил Клаус.
— Когда мы опять увидимся? Завтра?
— Даже раньше. Я заеду за тобой сегодня вечером. А завтра ты пойдешь на митинг, один из предвыборных митингов НДП. Мы будем его охранять.
— Охранять? — удивился Рихард. — От кого?
— От коммунистов, социал-демократов и прочих лженемцев. Они пользуются любым случаем, чтобы срывать мероприятия национал-демократической партии.
— Погоди, Клаус! — воскликнул Рихард. — Я совершенно упустил из виду: завтра я должен встретиться с одним человеком. Извини, что я не сказал тебе об этом раньше.
— Что это еще за 'человек'? — насторожился Клаус.
— Видишь ли… я сам толком не знаю, — сказал Рихард. — Когда я уезжал из Буэнос-Айреса, отец рекомендовал мне нескольких знакомых, к которым я могу обратиться в случае каких-либо затруднений. Среди этих знакомых он назвал некоего Гамильтона.
— Гамильтона? — пытливо всматриваясь в лицо Рихарда, переспросил Клаус. — Американца?
— Да. Отец говорил, что в свое время Гамильтон помог ему и моей матери перебраться из Германии в Аргентину. Честно говоря, я об этом американце не вспоминал. Но вчера вечером Гамильтон сам позвонил мне. До сих пор не могу понять, откуда он узнал, что я уже приехал, не говоря уже о номере телефона…
— Та-ак… — многозначительно протянул Клаус.
— Он предложил, чтобы мы встретились сегодня. Но, поскольку ты должен был утром за мной заехать, я решил сначала рассказать тебе о его звонке. Короче говоря, он пришлет за мной машину завтра в пять вечера. Но если состоится митинг, то я отправлю этого Гамильтона ко всем чертям.
— С чертями ты не торопись! — сказал Клаус. — Митинг начнется в двенадцать и больше двух часов не продлится. При всех условиях к пяти ты будешь свободен. С Гамильтоном тебе надо встретиться… Думаю, что твой отец не дал бы тебе плохого совета.
— А ты-то случайно не знаешь, кто он такой, этот Гамильтон?
— Совершенно случайно знаю. Американский журналист. Представляет здесь несколько американских газет… Итак, выясни, что он хочет. С моей стороны возражений нет.
— В тот же вечер Клаус привез Рихарда к себе домой. Это была удобная, хотя и довольно скромно обставленная трехкомнатная квартира. В гостиной стоял небольшой обеденный стол, слева от двери — узкий диван, у противоположной стены — телевизор. Между двумя окнами располагался застекленный сервант, заполненный пестро расписанными пивными кружками. В кабинете Рихард увидел письменный стол, заваленный какими-то бумагами, на одном его краю стояла пишущая машинка, на другом — телефон. На стене висел большой портрет Гитлера. На книжной полке справа от стола книг было немного — десятка два или три. В спальне стояла небрежно застеленная кровать.
— Вот так я и живу, — с несколько виноватой усмешкой сказал Клаус. — Квартирка, как видишь, неплохая, удобная, но порядка в ней нет. Нанять служанку не решаюсь — чужой человек в доме ни к чему. Да и спать ей было бы негде. В самом деле, не со мной же! — добавил он и рассмеялся коротким смешком.
В этот момент Рихард услышал звонки, доносящиеся из передней: три коротких и один длинный.
— Свои, — взглянув на часы, сказал Клаус. — Ровно восемь. — И, уже направляясь к входной двери, добавил на ходу: — Сейчас мои ребята начнут собираться.
И действительно, в последующие десять — пятнадцать минут то и дело раздавались условные звонки.
Клаус бегал открывать дверь и, вводя в гостиную вновь пришедшего, представлял его Рихарду: 'Курт… Герман… Вольф… Макс… Герберт'.
'Совсем молодые люди! Я тут наверняка старше всех', — с удовлетворением отметил про себя Рихард.
Когда все подошли к столу, Клаус достал из серванта пивные кружки, не торопясь расставил их, а затем принес несколько бутылок пива. Откупорив их, он сказал:
— Садитесь, друзья!
Когда все гости расселись, Клаус заговорил снова:
— Я хотел бы рассказать вам кое-что о нашем новом товарище. Он приехал сюда из Аргентины. Как вы знаете, многие достойные люди покинули нашу страну, когда русские ворвались в Германию. Большинство из них устремилось в Аргентину и Парагвай, потому что антикоммунистические правительства этих стран всячески способствовали такой иммиграции. За последние десять лет я не раз бывал в Аргентине, где и познакомился с родителями Рихарда. Отец его, несмотря на преклонные годы, все еще работает. Он ведает аргентинским отделением банка, с которым связан и я. Положение, которое он занимал в третьем рейхе, — надежная гарантия его преданности нашему делу… Рихард жил мечтой о возвращении в Германию — особенно с тех пор, как узнал о создании национал-демократической партии. Завтра он вместе с нами будет участвовать в охране митинга. Особых схваток я не предвижу, но, что ни говори, это будет для Рихарда своего рода боевым крещением. А теперь выпьем за его здоровье. Хайль!
Клаус встал и поднял кружку, наполненную пенистым пивом. Все остальные тоже встали и протянули к центру стола свои кружки.
Когда с пивом было покончено, Клаус сказал:
— Ну, вот… теперь я пойду и приготовлю кофе. А вы пока можете поближе познакомиться с нашим
