– О чем это вы, Федор Филиппович?
– Спасибо тебе, Глеб, за все. Без тебя мы бы не справились с Мерцаловым. А то, что он мог наворотить, мы расхлебывали бы очень долго, вся страна расхлебывала бы… Ты, можно сказать, национальный герой.
– Ну да, и памятник мне при жизни, – Глеб отошел на шаг от генерала и только сейчас заметил, что у Потапчука подозрительно поблескивают глаза и он из последних сил сдерживает слезы.
– Что я для тебя могу сделать?
На этот вопрос ответа у Слепого не было, и он промолчал, только пожал плечами.
– Послушай, давай выпьем коньяка, а? – это был не приказ, а просьба, и в ней Глеб мог бы отказать.
– Хорошего?
– Что за вопрос! Специально для торжественных случаев припас.
Сиверов и сам ужасно устал и чувствовал, что многодневное напряжение, в котором он пребывал, надо обязательно снять.
– Согласен, Федор Филиппович.
– Ну вот, это дело, – генерал взбодрился, оживленно потер ладони, словно был закоренелым алкоголиком и ему не терпелось опохмелиться. – Я все сейчас устрою, Глеб Петрович, – он заговорщически подмигнул Сиверову.
И вышел в свою огромную приемную. Глеб через неприкрытую дверь слышал, как генерал отдает распоряжения.
Затем Федор Филиппович вновь появился в кабинете и прищелкнул пальцами.
– Ну вот, все устроил. Сейчас принесут закуску. Я им сказал…
– Зря вы, может, напрягаете своих людей. Поехали ко мне, думаю, Ирина была бы вам рада. Казенная обстановка, она и есть казенная.
– Нет-нет, Глеб Петрович, что ты, что ты! У меня еще много дел. Могут позвонить…
– Так взяли бы телефон с собой, и пусть себе звонят. А вы делайте вид, что сидите на службе.
– Правильно говоришь, да мало ли что.
Генерал не стал дожидаться, пока принесут кофе и закуску. Он открыл шкаф и на низкий столик, за которым не так давно обсуждал с Сиверовым предстоящую операцию по делу Мерцалова, поставил бутылку «Ахтамара». Затем выудил из того же шкафа две рюмочки.
– Видишь, коньяк у меня хорош, а рюмки не очень.
Для водки они – в самый раз, а коньяк, как ты понимаешь, из таких не пьют. Коньяк пьют, – принялся рассуждать Потапчук, морща лоб, – из таких круглых. Причем его подогревают на спиртовке.
– Не проблема, Федор Филиппович, – засмеялся Глеб, вытаскивая зажигалку «Zippo», – она и на ветру не гаснет, и запаха бензина от нее нет.
– Да-да, можно подогреть, но не в этих же рюмках?
Стекло лопнет.
– А может, Федор Филиппович, подогреем всю бутылку?
– Как это? Зажигалкой? – удивился генерал.
– А мы всунем пузырь в электрочайник, вот и нагреется.
– Хватит тебе шутить, Глеб Петрович, – генерал налил рюмки и проворчал:
– Ну, бери, что ты меня, старика, волноваться и нервничать заставляешь? Первая рюмка – как на выданье девка, ждать не любит.
Глеб поднял рюмку, чокнулся с генералом.
– За тебя, конечно же, Глеб Петрович. Без твоего участия сидели бы мы сейчас в дерьме.
Помощник генерала принес кофе, тонко нарезанный лимон, шоколад и бутерброды.
– Ну вот, чем богаты, не обессудь, Глеб, – виновато вздохнул Потапчук.
– Пустое, Федор Филиппович, я, в общем-то, человек неприхотливый.
– Знаю, знаю. Но не скромничай. Давай по второй.
Человек должен стоять на двух ногах.
– Откуда это у вас, Федор Филиппович?
– Коньяк откуда?
– Нет, эти всякие присказки.
– А, эти? Понравились? Убеждают. Еще никто после них выпить не отказался. Это мой отец так говорил.
Он, Глеб Петрович, был школьным учителем и для двух, трех и четырех рюмок придумал прекрасные присказки. А дальше не смог.
– Как это не смог?
– А вот чтобы заставить приятеля выпить пятую рюмку и как-то это обыграть словесно, такого я от него ни разу не слышал.
Вопрос напрашивался сам собой.
– Он что же?.. – Сиверов не договорил, боясь обидеть генерала.
– Хочешь сказать, к пятой рюмке лицом в тарелку падал? Нет, больше четырех не пил, меру знал батюшка.
– А что он говорил о четвертой?
– О четвертой? – генерал хитро улыбнулся. – Вот когда дойдем, тогда и скажу.
– Тогда я вам, Федор Филиппович, скажу о пятой.
Сразу, не дожидаясь.
– Скажи!
– Пятая рюмка все равно что пятое колесо: только мешает.
На столе генерала затрезвонил один из телефонов, но Федор Филиппович не сразу поднялся из кресла.
И может, не поднялся бы вовсе, если бы не вошел помощник.
– Федор Филиппович, Андрей Николаевич Решетов звонит, просит срочно взять трубку.
– Черт его подери! Все его люди бездельники, и сам он груши околачивает. А теперь, когда дело сделано, звонит, к чужой славе примазывается…
Под это бухтение генерал Потапчук все же подошел к телефону и взял трубку.
– Слушаю тебя, Андрей Николаевич.
– Спасибо, спасибо, выручил. Правда, дело у нас с тобой, Федор Филиппович, общее, – явно довольным голосом сказал генерал Решетов.
И Потапчук почувствовал, что самое важное собеседник пока придерживает.
– Ну, чего ты тянешь, Андрей? Не томи, говори главную новость.
– Откуда знаешь о существовании главной новости?
– Я уже столько лет тебя знаю и столько лет в органах работаю, что мог бы кое-чему и научиться.
– Да, поднаторел ты, старый лис. Так вот, тебя приглашает в гости «главный нефтяник».
– Когда? – спросил сразу же посерьезневший Потапчук.
– Завтра вечером, в свой загородный дом. Ждет тебя, чтобы лично выразить благодарность. Я ему доложил. Правда, он удивился. Ведь те, кто сидел в зрительном зале, вообще ничего не заметили, а охрана ему, естественно, ничего докладывать не стала. Только назавтра сообщили.
– Спасибо за приглашение. Отказаться я, понятное дело, не могу.
– Я уже оформил все документы.
– Спасибо, Андрей Николаевич.
– А ты, наверное, сейчас, Федор Филиппович, победу празднуешь? Поди пьешь коньяк? Вытащил заначенную бутылочку из шкафа и пьешь себе потихонечку, сигаретку покуриваешь… – Решетов говорил так уверенно, что можно было подумать, будто он обладает даром ясновидения.
– Так оно и есть, – не стал отпираться Потапчук, – сижу с хорошим человеком, коньячком балуюсь.
– И я бы к тебе сейчас подскочил…
– Так в чем же дело?
– Дело в том, что мне кучу бумаг к завтрашнему утру написать надо.
