распорядился незадолго до смерти Иван Николаевич.
Комиссия по похоронам и по наследию академика Лебедева была создана немедленно. Ящик из-под чая, в котором лежали тетради Лебедева, еще до приезда комиссии дочь и жена перенесли в соседнюю комнату и спрятали от посторонних глаз под старомодную ножную швейную машинку в комнате дочери.
– Да, надо будет сказать Вите, чтобы он его обязательно забрал. – напомнила Надежда Алексеевна.
– Позвонить ему? – спросила Вера.
– Думаю, да.
Весть о смерти академика Лебедева распространилась очень быстро и, в общем, никого особенно не удивила. Все-таки девятый десяток.
И каждый, узнав о смерти академика, подумал: мне бы дожить до этих лет, сохранив такой ум! А иным стало не по себе, но не потому, что им было жаль академика, не потому, что они сильно сокрушались по поводу его неожиданной смерти, а совсем по другой причине. Как же так – ведь можно было на нем заработать деньги, сняв передачу, написав статью, взяв интервью! Теперь все это сделать было невозможно, оставалось ограничиться репортажами с похорон, перечислением наград, премий и должностей, которые занимал академик.
Господин Браун узнал о смерти Лебедева за час до того, как собрался президиум Российской академии наук. Полковник ЦРУ потер руки:
«Ну вот, часть дела сделана. Это, конечно, не главная часть, но наживка готова. Мы выманим доктора Кленова из его убежища. Тут уж никто ничего не сможет поделать. Я знаю русских хорошо. Кленов может не приехать на вручение Нобелевской премии, но на похороны своего учителя придет обязательно, и никто его не остановит – так уж устроен человек. Особенно русский человек. Проститься с умершим – это для него святое».
И Браун распорядился, чтобы билеты на Москву на ближайший рейс для него и для его людей были обеспечены.
«Итак, через несколько часов я буду в Москве. Дело останется за малым – уничтожить Кленова».
Вся операция была разработана и продумана в многочисленных вариантах. На случай, если не проходил один вариант, вступал в действие другой. Все нужные люди были осведомлены, поставлены в известность и готовы действовать по первому приказу. Браун был человеком многоопытным, и на его счету числилась не одна подобная операция.
Он привык страховаться, а страховка в подобных операциях – дело немаловажное. Надо быть сумасшедшим или вовсе не иметь опыта, чтобы довериться одному исполнителю, здесь желательно использовать нескольких киллеров, которые не подозревают о существовании друг друга и будут работать в автономном режиме каждый на своей точке, каждый по своему сценарию и со своим прикрытием. Пусть одного или двух вычислят, но останется третий. А еще лучше – и именно так рассчитал господин Браун – одного заведомо сдать на заклание сотрудникам российских спецслужб и этим усыпить их бдительность. Но отдать не сразу, подкинуть кончик нитки, потянув за которую, они доберутся до киллера. Потратят для этого множество сил, времени и средств, а дело между тем будет сделано.
Вот для этой цели Браун и решил использовать Витаутаса Гидравичюса, завербованного спецслужбами почти десять лет назад. Свой ресурс этот агент уже выработал, забирать его в Соединенные Штаты ни имело никакого смысла. Гидравичюс не владел важной информацией, все, что он знал, не стоило выеденного яйца. Вполне можно было пожертвовать таким агентом, сохранив для работы остальных.
Естественно, Витаутас Гидравичюс о замыслах своего высокопоставленного покровителя из ЦРУ пока не подозревал, занимаясь подготовкой убийства. Дату, время и расписание похорон он уже получил из надежных источников. Расписание было абсолютно точным, словно его выдали водителю служебного автобуса; в нем было расписано по минутам: когда гроб с телом академика будет в морге, когда его погрузят в автобус, в котором часу автобус прибудет в крематорий.
И теперь агенту ЦРУ оставалось расставить своих людей в нужных местах и ждать, когда придет время "ч". Витаутас Гидравичюс немного жалел о том, что поторопился ликвидировать Светлану Жильцову: сейчас она бы ему ох как пригодилась. Он не пожалел бы денег, посулил ей такой гонорар, за который она согласилась бы убить даже самого Господа Бога.
«Да, поспешил, – сокрушенно качал головой Гидравичюс, – но что мне оставалось делать? Ведь я был убежден – Кленов застрелен, а лишний свидетель мне был ни к чему. И Меньшов пропал куда-то. Получил деньги и как в воду канул. Если бы его взяли, я бы это знал наверняка, Браун мне об этом сказал бы. Значит, Меньшов на свободе. Но где он?»
Ехать на квартиру было опасно, даже звонить Гидравичюс не рисковал. Диспетчеру звонил, но пока ничего обнадеживающего узнать не удалось. Спортсмен-убийца не объявлялся.
«Скорее всего, Меньшов, как это делают все люди его профессии, получив деньги, залег на дно и искать его сейчас бесполезно», – заключил он.
Гидравичюсу пришлось обратиться к другому человеку, которого давно уже не использовал. Впрочем, если у тебя есть деньги, причем, неограниченное количество, то найти нужных людей большого труда не составляет.
Виктор Павлович Кленов сидел в своем кабинете.
Время от времени он брал чашку с остывшим кофе, делал глоток, не глядя ставил чашку в сторону. Она, как правило, оказывалась в блюдце. Это движение было отработало до автоматизма, и лишь однажды – этот случай Кленов помнил – чашка оказалась не на месте, и кофе пролился на важные бумаги, на которых сверху стояла печать «Совершенно секретно».
Вот и сейчас Виктор Павлович словно испытывал себя. И сегодня на его столе, прямо на клавиатуре компьютера лежали бумаги с таким же шифром, только цифры были семизначные. Как и всякий порядочный человек, Виктор Павлович к ворованному относился брезгливо, прекрасно понимая, откуда и каким способом была получена эта информация. Он знал фамилию и имя американского ученого, результаты исследований которого сейчас лежали перед ним. Но любопытство пересилило брезгливость, и Кленов с интересом изучал материалы исследований.
Виктор Павлович получил их вчера поздно вечером из рук генерала Потапчука. А из чьих рук получил их генерал, доктору Кленову знать было не положено. Но гриф указывал, что к документам имеет прямое отношение Совет безопасности при Президенте.
"Поразительно! Это просто фантастика какая-то!
Неужели это может быть?"
Два человека на разных концах Земли, лишь однажды видевшие друг друга, вскользь встретившись взглядами на научной конференции, и чтобы вот так, подойдя к одной и той же научной проблеме, двигались параллельно! Глядя на цифры, глядя на графики и выкладки, Кленов понимал: американский ученый находится почти на том же этапе, что и он сам. И оба они застыли в нерешительности перед последним шагом.
Они были как два альпиниста, подбирающиеся к вершине с двух разных сторон. После тяжелого восхождения обоим сейчас не хватает калорий – так бывает, подобные истории Кленов слышал. Один альпинист как-то по телевизору рассказывал, пытаясь оправдаться, почему он не поднялся на вершину, хотя был очень близок к ней, в каких-то двадцати метрах от пика: «Мне не хватило одного апельсина, буквально одного! – виновато моргая, говорил альпинист и обмороженной рукой вытирал лицо. – Представляете, одного апельсина или куска шоколада. Я полностью исчерпал свои силы».
Таким альпинистом сейчас чувствовал себя и Виктор Павлович Кленов.
"А мой коллега? Наверное, и он чувствует сейчас то же самое… Да, друг, – многозначительно произнес про себя Кленов, – неужели мы с тобой встретимся на вершине? Скорее всего, да. Но ужасно другое – на этой вершине для двоих нет места, кто-то один должен поставить флаг своего государства, один. И мы не пожмем друг другу руки. Вершина – это не стол переговоров, на котором ставят два флага, вершина – это пик. Точка. И кто первый, тот и победил, тот и останется в истории. Потом на эту вершину будут приходить другие, но она уже будет носить имя того, кто первый ступит на нее. А с другой стороны, – рассуждал Кленов, – стоит ли восходить на эту вершину? Ведь когда взойдешь на нее и взглянешь вниз, сразу же станет страшно. Страшно от содеянного. Ведь я-то прекрасно понимаю, к чему ведут мои исследования, почему меня так опекают. Мое открытие не принесет людям ни хлеба, ни счастья. Им
