вздрогнул.
Спичка догорела и обожгла ему пальцы, но он почти не заметил этого. Он выбросил ее, пошарил в кармане куртки и вытащил фонарь.
Действительно, куклы были сделаны исключительно искусно, — это было видно сразу.
Тот, кто моделировал и раскрашивал это женское лицо, постарался на славу. Торнхилл мало разбирался в манекенах, но он был уверен, что нечасто увидишь столь четко выполненную работу. Он осторожно протянул руку и потрогал голову куклы.
Белоснежный материал на ощупь был холодным и грубым, но издали в нем чувствовалось что-то живое и мягкое. Вероятно, это новый материал, по своим свойствам напоминающий человеческую кожу. Он ощупал волосы. Это были не обычные, похожие на солому искусственные жгуты, а настоящие волосы, даже не парик. Он остановил свои пальцы на затылке, скользнул по округлым плечам, прикоснулся к груди. Нужно было действительно совсем немного воображения, чтобы представить себе живую молодую женщину. Только закрыть глаза и…
Торнхилл вдруг испугался, стремительно отдернул руку, как будто обжегся, и смущенно усмехнулся. Если бы Корвейн увидел его таким, вот было бы сраму.
Он поспешно обернулся, сделал по проходу два шага назад и увидел своего товарища, который все еще сидел на корточках у сейфа, сосредоточившись над замком. Десяти минут все-таки не хватило…
Торнхилл затянулся сигаретой, выпустил облако дыма и безразлично посмотрел на носки своих ботинок. Лампочка слегка покачивалась у него над головой, а стоявшие плечом к плечу куклы отбрасывали причудливые тени на пыльный пол. Тут были очертания голов, широких массивных плеч, вытянутых рук с согнутыми пальцами, похожими на когти, которые, казалось, ощущались на горле…
На долю секунды Торнхилл ощутил быстрое скользящее движение. Он отскочил, ударился о какую-то куклу и сдавленно вскрикнул.
Из конторки послышался шум, и в дверях показался Корвейн.
— Что случилось? — прошипел он.
— Я… это…
Торнхилл с большим трудом подбирал слова, и шаг за шагом отступал к выходу.
— Одна из кукол двигается, — сдавленным голосом сказал он.
Корвейн на мгновение оцепенел. На его лице отразилось сначала удивление, потом бешенство и, наконец, открытая насмешка.
— Ага, — сказал он.
— Ты считаешь меня чокнутым или чем-то вроде того, — пропыхтел Торнхилл, — но я это точно видел!
Корвейн ухмыльнулся.
— Если что-то еще шевельнется, то спроси, не могут ли куклы помочь нам разобраться с сейфом.
Усмешка тут же исчезла.
— А теперь возьми себя в руки. Я буду готов через две минуты.
Он повернулся, захлопнул за собой дверь и тяжело шагнул назад к сейфу.
Торнхилл смотрел ему вслед расширенными от страха глазами. Сердце его колотилось, а в ушах шумела кровь.
Проклятье, он еще не сошел с ума!
Он сжал кулаки, закрыл глаза и мысленно сосчитал до десяти. Пожалуй, ничто уже не смогло бы испугать его сильнее.
Он снова бросил тоскливый взгляд на стеклянную перегородку, за которой перед сейфом стоял на коленях Корвейн, потом решительно повернулся и пошел вглубь зала.
Один раз он уже потерял контроль. Повел себя, как испуганный ребенок. Сейчас он пытался взять себя в руки.
Мимо бесконечного ряда кукол Торнхилл направился к задней части зала. Рядом со стеллажом, высившимся до самого потолка и полным заготовок, стоял накрытый клеенкой стол, на котором лежала наполовину готовая кукла. Ее поза была причудлива. Кукла лежала на согнутых, словно застывших посреди движения членах так, как будто только что напряглась, а до этого покоилась, расслабившись. Одна рука лежала рядом с телом, а глаза на неподвижном лице были закрыты — полная иллюзия спящего человека.
Торнхилл нерешительно подошел. Снова им овладело предчувствие опасности, но любопытство было сильнее.
Вид куклы заставил его содрогнуться.
Эта была женщина — вернее, эта фигура однажды должна была стать женщиной. Правая сторона ее, которую он увидел сначала, была почти закончена, но левая половина тела еще не обработана — угловатая пластиковая заготовка, только смутно напоминавшая человеческое тело. Туловище было грязным от проступавшей коричневой краски с белыми пятнами, заготовка руки висела, как беспомощная скрюченная лапа.
Зрелище было ужасным. Внутри Торнхилла что-то судорожно сжалось, когда его взгляд упал на куклу. Правая половина — тонкое, такое, как и нужно, милое женское лицо.
Но только половина.
Левая часть лица была отвратительной, зловещей гримасой — угловатая, неправильной формы, с коричневыми комками, с неровной дырой, сделанной для глаза, искаженная жуткой, злорадной усмешкой. Словно лицо женщины наполовину было залито кислотой или обгорело, а потом зажило отвратительной паутиной шрамов. Во всяком случае, это выглядело чертовски похоже.
Из другого конца помещения раздался резкий крик.
Торнхилл оцепенел.
Крик повторился, резкий, нечеловеческий. Звякнуло стекло, потом что-то с грохотом упало, как будто очень тяжелое тело.
— Торнхилл, на помощь!
Это был голос Корвейна.
Наконец Торнхилл очнулся от своего оцепенения. Он повернулся, мощным движением прыгнул от стеллажа и помчался вперед.
Снова раздался этот резкий нечеловеческий крик, сопровождавшийся глухим шумом борьбы, и снова зазвенело разбитое стекло. Торнхилл опрометчиво шагнул вперед и наткнулся на куклу. Он запутался в неподвижных манекенах. Торопливо пытался выпутаться, но его одежда каким-то непонятным образом застревала между пальцев или когтей манекенов. Наконец он с силой вырвался, отшвырнул две-три фигуры, стоявшие у него на пути, и в слепой ярости ударил в искусственное лицо. Он неуверенно двинулся дальше, снова наткнулся на фигуру и, чувствуя, что панический страх захлестывает его, снова ударил.
Острая боль пронзила его запястье.
Манекен опрокинулся навзничь, в падении повалил еще штук пять ближайших фигур и раскололся, ударившись о твердый бетонный пол. Голова его прокатилась метра на три вперед и, наконец, остановилась, улыбаясь и покачиваясь. Нарисованные глаза вылупились на Торнхилла в бессильном бешенстве.
Юный взломщик с усилием оторвался от ужасного взгляда и двинулся дальше, пошатываясь. Крики Корвейна и шум борьбы смолкли, но неожиданно наступившая тишина показалась ему еще страшнее шума.
Торнхилл осмотрелся остекленевшими, расширенными глазами, а потом начал медленно двигаться к стеклянной перегородке в конце зала. Инстинктивно он сделал большой круг, обойдя сломанную куклу с отбитой головой.
Под его ботинками хрустнуло стекло, когда он приблизился к конторке. Он остановился, сжал кулаки и с усилием выдохнул.
Что-то останавливало его и не давало войти внутрь.
Опять это инстинктивное чувство опасности, подсказывавшее, что впереди его ожидало нечто ужасное, невообразимое.
