У стражника был сердитый вид.
— Тогда почему враг позволяет людям уходить? — спросил он.
Халкей с трудом придержал язык и двинулся к воротам. По его мнению, семья стражника была уже мертва, его родные погибли, как только дошли до места, откуда их не видно было с городских стен. Агамемнон не позволит детям покинуть город, зная, что внутри сын Гектора и наследник Дардании.
Оказавшись за пределами стен, Халкей посмотрел на юг: враг разбил лагерь всего в двухстах шагах отсюда. Потом Халкей пошел по каменной дороге, огибая северную часть плато, ссутулившись от ветра. В конце концов он добрался до цепочки пустых кузниц.
Кузницы Трои освещали эту местность со времени основания города. Ветер «коса» проносился с севера, ударяя в высокий склон холма, и заставлял топки реветь так, как не заставили бы никакие меха, сделанные человеком. Но, едва началась война, Приам приказал, чтобы все кузнецы скрылись в городе, и эти топки были теперь заброшены. Всеми, кроме Халкея.
Бронзовщик был еще совсем молод, когда понял, что думает не так, как большинство людей. В его голове постоянно теснились идеи. Он был нетерпелив с теми, кто не мог решить простых проблем — ему самому эти решения казались очевидными. Его интересовало все, что делается в мире, и он везде находил пищу своему уму. Когда он видел, как гребцы сидят на веслах корабля, ведя судно вперед, он гадал: нельзя ли заставить его двигаться еще быстрей? Он инстинктивно понимал, почему один дом падает во время зимней бури, в то время как второй, по соседству, остается стоять.
Даже когда Халкей отказался сегодня от предложения шлюхи, часть его разума гадала, из чего сделана красная краска на ее лице и почему зубы некоторых людей гниют быстрее, чем зубы других.
Но уже десять или более лет он был одержим поисками совершенного меча.
Все знали о кусках серого металла, падающих со звезд. Большинство думали, что это дары Ареса. Такие куски ценились выше золота. В сокровищнице Приама хранилось несколько таких кусков; иногда из серого холодного металла выковывались маленькие предметы — броши, даже наконечники стрел.
Говорили, что хетты научились делать мечи из этого звездного металла, но они тщательно хранили свой секрет. Халкей никогда не видел такого оружия, но верил этим историям. За прошедшие годы он собрал несколько кусочков этого металла и изучил их. Он выяснил, что их нельзя поцарапать бронзой, только некоторыми драгоценными камнями. Он считал, что должен быть способ выковать из этого металла меч прочней самого лучшего бронзового меча, который будет гнуться, но не ломаться, не затупится и продлит жизнь воина.
Пока он изучал кусочки металла, его больше всего удивило то, что они становились красными и разрушались, если оставались в воде. Красные крошащиеся остатки заставили Халкея задуматься о красных камнях, которые находили по всей стране в рудниках, вырытых в поисках золота и редкого олова, — эти камни считались бесполезными, их выбрасывали вон.
Халкей нанял рабочих, чтобы на тележках перевезти красные камни к своей кузне, и остальные кузнецы насмехались над ним, когда он нагревал камни над углями топки. Раскаленный до жара, при котором плавилась медь, новый металл отказываться плавиться и течь, отделяясь от шлака и несожженного угля. То, что от него оставалось, было просто серой губчатой массой, которая, остывая, рассыпалась от удара молота.
В отчаянии Халкей некоторое время размышлял над этим. Видя, что вода ослабляет металл, он пришел к выводу, что огонь должен его укрепить. Ему требовался более сильный жар.
Халкей убедил царя Приама дать деньги на топку больше и выше любой из тех, что до сих пор строились в Трое; серую губку нужно было разогреть так сильно, чтобы она полностью расплавилась и отдала чистый металл. Его соседи-кузнецы сперва смеялись над ним, потом перестали смеяться, когда первые две топки сгорели дотла, прихватив с собой ближайшие кузни.
А потом в Трою пришла война и остальные кузнецы подчинились приказу царя и переехали в город.
Но не Халкей.
И теперь, оказавшись наконец в одиночестве на склоне холма, вдали от любопытных глаз и насмешливых замечаний, он смотрел на огромную каменную трубу, которую строил. Окруженная деревянными стропилами, она была уже в два человеческих роста.
Халкей потер руки и принялся за работу.
Угнездившись в мягкой груде приятно пахнущих одеял и подушек, Андромаха пропустила рассвет: она крепко спала на непривычно удобной настоящей кровати. Ее разбудил звук приглушенных всхлипываний, когда солнце стояло уже высоко.
Она с наслаждением потянулась, перевернулась на бок и села.
— В чем дело, Экса? Что случилось?
Ее служанка, поставив на стол большую чашу, наполненную душистой водой, повернула к ней залитое слезами лицо.
— Прости, госпожа. Ты так устала. Я не хотела тебя будить.
— Я думала, ты будешь рада, что я вернулась, — поддразнила Андромаха, пробежав пальцами по своим густым рыжим волосам и отбросив их с лица.
Экса слабо улыбнулась.
— Конечно, я рада, госпожа. Но ты вернулась в безопасный город, а мой Местариос покинул его.
Слезы снова навернулись на глаза служанки, и она повесила голову.
— Прости, царевна, но я боюсь за своих детей. Враг позволяет детям и женщинам уходить. Я хочу отправиться во Фригию. До нее далеко, я знаю, но там живет моя семья. Мои дети будут там в безопасности. Но Местариос не позволял мне уйти. Он запретил мне покидать город. Я не могла жаловаться, госпожа, потому что он был тут, со мной. Но этой ночью Троянская конница ускакала. И Местариос ничего не сказал мне. Ни единого слова.
— Знаю. Они выехали на рассвете.
— Нет, госпожа, они выехали посреди ночи.
Андромаха задумчиво кивнула.
— Гектор никому не может доверять. Пока беженцы входят в город, Агамемнон будет посылать с ними шпионов. Местариос не мог сказать тебе, куда он отправляется. Может, он и сам этого не знал. Гектор сказал мне, что они уходят на рассвете. Видишь, даже мне он не мог сказать правду.
Экса шмыгнула носом и вытерла слезы со щек.
— Все говорят, что мы в безопасности за великими стенами. Ты в это веришь, моя госпожа, не правда ли? Ты ведь вернулась.
Андромаха не смогла ей солгать.
— Я не знаю, Экса. Я вернулась потому, что здесь мой сын. Где он сейчас?
— Мальчики играют в садах. Они теперь добрые друзья. Приятно видеть, что они так счастливы вместе.
Но Андромаха при этих словах почувствовала страх. Их разговор о шпионах заставил ее почувствовать себя беззащитной.
— В садах? А за ними присматривают?
Экса горячо закивала.
— Их все время охраняют, моя госпожа. Царевич Гектор сам выбрал для них телохранителей. Они в безопасности.
Андромаха увидела, что пухлощекое лицо служанки снова затуманилось, когда та подумала о своих трех детях, и поспешно сказала:
— Думаю, сегодня я оденусь в алое.
Экса с удивлением сказала:
— Боги, путешествие изменило тебя, госпожа. Обычно тебя не заботило, как ты одеваешься. И ты редко носила алые хитоны. Ты говорила, что в них ты выглядишь, как… — она понизила голос, — как одна из дев Афродиты.
Андромаха засмеялась.
— Я провела целую зиму, имея всего-навсего три хитона, и до смерти устала от них. Возьми их и
