бросилась ему навстречу и зарыдала навзрыд, а он неловко держал ее в объятиях. Чу Ли был как раз в том возрасте, когда юноши только-только начинают понимать, что женщины – совсем иные существа, иные, но до странности необходимые, и впервые он обнимал девушку. Хорошо, подумал он, что она может положиться на меня; как ни жестоко обращались с нами, ей пришлось намного хуже.
Потом Чу Ли осторожно подвел ее к тюфяку, усадил и, сев рядом, стал ждать, пока она выплачется. Она цеплялась за него, как за единственную надежду, хотя они, считай, только что встретились и даже не знали имен друг друга.
Наконец она всхлипнула в последний раз и затихла, он спросил, не хочет ли она воды; она молча кивнула. Вместе с чашкой он принес ей бумажное полотенце – вытереть глаза.
Раньше она была очень хорошенькой, это было видно с первого взгляда. Не красавицей, но с приятным личиком, и от этого шрамы казались еще безобразнее. Один начинался у краешка рта и тянулся до самого уха, нелепо оттягивая губу, так что были видны два зуба; другой был больше и шел горизонтально. Багровые рубцы выделялись на гладкой коже, словно горные цепи на рельефной карте. Помогая ей вытереть слезы, Чу Ли ощутил странное волнение, и, хотя ее шрамы бросались в глаза, на какое-то время ему показалось, что это не имеет значения.
– Простите, – сказала она, шмыгая носом. – Я.., я всегда была сильной. Простите, что я позволила вам увидеть меня в таком виде.
– Не волнуйтесь, – ответил он. – Должно быть, вы действительно сильный человек, если смогли выдержать это и не сойти с ума.
– Быть может, я и сошла с ума, – печально сказала она. – Я жила в кошмаре, и вы первый мужчина, который был добр ко мне.
– Только наполовину мужчина, – возразил он, сам не подозревая, как много правды в его словах. После ее признания он чувствовал, что должен ответить ей тем же, и надеялся заронить в нее мысль, что она не одинока в своем страдании. – Охранники били меня как раз по тому месту, которое делает человека мужчиной, и хотя сейчас боли нет, я думаю, что повреждения очень серьезны. Я со стыдом говорю вам об этом.
– О! Пожалуйста, извините меня. Чу Ли сделал протестующий жест:
– Я сам рассказал вам, и извиняться ни к чему. Но душа моя уцелела и полна ненависти. Меня учили, что этим миром правят чудовища в человеческом облике, но лишь сейчас я действительно в это поверил. Кстати, мое имя Чу Ли, а друзья называют меня Мышью за маленький рост и по году моего рождения.
– Я – Чо Дай. Моя сестра, которая страдает вместе со мной, – Чо Май. Как вы могли уже догадаться, мы близнецы, – она коснулась шрама на правой щеке, – то есть были близнецами.
– Надеюсь, мой двоюродный брат Ден Хо поведет себя благородно, и они поладят между собой. Но боюсь, скорее ему придется плакать у нее на плече, хотя пока он держится намного лучше, чем я мог предположить. – Чу Ли вкратце рассказал ей, как они очутились здесь и как жили раньше, свободные от тирании машин.
Чо Дай слушала как зачарованная.
– Это невероятно! – воскликнула она. – У вас даже женщины были свободными и образованными?
– Так вы не из Центра?
– Нет. Конечно же, нет! Мы простые крестьянки. Наша семья была очень велика, и мы вечно голодали. А потом пришла засуха. Мои родители не могли нас прокормить, а выдать нас замуж у них не было денег. В отличие от других они не топили новорожденных дочерей, и…
Чу Ли был в ужасе:
– Топить новорожденных? Его реакция ее удивила.
– Этому обычаю тысячи лет. Его стараются изжить, но в плохие годы он возрождается. Сыновья способны вернуть то, что в них вложено, и позаботиться о родителях в старости, а дочери – нет. Даже за то, чтобы выдать девушек замуж, надо платить. Отец подал прошение господину Хранителю, который всегда ратовал за то, чтобы даже бедные семейства сохраняли дочерей, и господин Хранитель услышал. Нас продали генералу Чину, могущественному военачальнику, в качестве личной прислуги его дочери.
– Продали? – Чу Ли не верил своим ушам. Ее мир был слишком далек от его жизни.
– А что тут такого? Наши родители освободились от лишних ртов, получили деньги и знали, что мы неплохо пристроены. Госпожа оказалась придирчивой и требовательной, но у нас была красивая одежда, еда, о которой мы и не мечтали, а кроме того, защита и даже какое-то положение.
– Положение рабов, вы хотите сказать?
– Нет, не рабов, а домашней прислуги. Это гораздо лучше, чем работать на рисовом поле, а мы были еще очень молоды. Однажды госпожа даже взяла нас с собой в Центр, Я и не думала, что существует такое место. Это как небеса для высокорожденных. Но в конце концов мы сами все испортили. В наши обязанности входило прислуживать госпоже за купанием, помогать ей одеваться и следить за ее личными вещами. Почти всю остальную работу делали машины. Однако нам не разрешалось выходить из дома, только вместе с госпожой, и мы очень скучали. Мы даже не могли выскользнуть тайком, потому что не знали, как открываются замки.
– Я бы старался побольше читать. Там наверняка было множество лент на самые разные темы. Чо Дай смутилась:
– Я.., мы.., мы не умеем ни читать, ни писать. Он почувствовал себя глупцом и устыдился. Даже у них в убежище далеко не всем удавалось овладеть всеми тридцатью тысячами необходимых иероглифов или хотя бы их частью. Ему самому для этого понадобилась помощь машин, а научиться читать самостоятельно был не в состоянии вообще никто. Подавляющее большинство населения Китая совсем не умело читать. Люди были разделены на классы, в основе этого деления лежала грамотность. Если бы крестьянин каким-то образом научился грамоте и выдержал экзамены, он вполне мог бы претендовать на достаточно высокое положение. Но чем лучше умел читать человек, тем сложнее становились экзамены. Этот единственный способ продвинуться по общественной лестнице был в принципе доступен любому, хотя на практике, конечно, отпрыскам богатых и высокородных семейств сделать это было значительно легче.
– Прошу прощения. Я постараюсь больше не говорить глупостей. Пожалуйста, расскажите, как вы попали сюда.
