сам шайтан голову свою рогатую сломит. Но предположить могу…
Суворин опять вытащил из-за ремня пистолет и рассеянно поигрывал им, вращая смертоносную игрушку на указательном пальце правой руки.
— Валяй, делись гипотезами, — великодушно позволил он.
Рашид глянул на него исподлобья — серьезно говорит или издевается.
— Валяй, я сказал, — развеял его сомнения Панкрат. — Слушаю внимательно.
— Есть люди, — начал Усманов. — очень богатые, которым не нравится ваш молодой президент. Их достаточно много в России, таких людей. Они дают нам деньги, позволяют нам доставлять в Россию и продавать наркотики. Чем дольше будет длиться война, которую президент обещал закончить как можно скорее, тем меньше будет у народа веры в слова президента. А лидер, не популярный среди своего народа, не имеет шансов… Главное, чтобы в фундаменте здания появилась трещина — потом всего-то делов, что расширить ее ломом. Например, начать очередную кампанию солдатских матерей, заплатить журналистам, которые сделают пару-тройку фильмов и расследований, сдать нескольких хапуг в “среднем звене”, приторговывающих под шумок оружием и наркотиками… Суворин тихо присвистнул.
— Складно излагаешь, — вроде как похвалил он полевого командира. — Учился где-нибудь? Усманов скривил губы в змеиной улыбке.
— Обижаешь, — ответил он с гордым видом. — Московский государственный, три курса на отделении экономических наук…
— А чего же ушел? — поинтересовался Панкрат. — Или выгнали?
— Ушел землю свою защищать, — напыщенно отозвался Рашид. — Земля позвала сына своего, Аллах путь указал…
— Ладно, не грузи, — перебил его Суворин. — Ты мне лучше вот на какой вопрос ответь: неужели вам денег от наркоты не хватает на то, чтобы оружие купить да лекарства? Что, чеченская мафия — самая бедная мафия в России?
Усманов сокрушенно покачал головой.
— Глупый ты, извини, — произнес он. — Если бы с наркоты жили, вооружались и солдатам платили, кто стал бы ваших генералов ради выкупа красть? Убивали бы их на месте, вот и все… Ваши “зеленые фуражки” нашу главную дорогу блокировали — ту, что через Аргунское ущелье. Завалили камнями, под прицел взяли, вертолеты летают, как мухи над падалью… Только и осталось, что по пешеходным тропам пробираться, с минимальным грузом на плечах. Много ты натаскаешь, думаешь? Совсем не так много, как тебе кажется”.
Он замолчал и уставился на пистолет в руке Панкрата — так смотрит змея на дудочку заклинателя, не в силах освободиться от чар льющейся из нее мелодии.
— А так, с помощью Службы, решаются сразу две проблемы: во-первых, мы избавляемся от необходимости транспортировать наркоту в Россию через Грузию и Дагестан, постоянно рискуя… — Рашид уже говорил с циничной откровенностью, понимая, что терять нечего, поскольку все уже потеряно. — Во- вторых, нет нужды переводить капитал из России на Запад, для чего нужны отлаженные каналы и способы легализации денег, заработанных на наркоте. Все это Служба — или кто там у вас еще — делает за нас. После чего нам остается только доставка оружия и медикаментов, купленных там, сюда, в Ичкерию.
Суворин рассеянно поглаживал указательным пальцем спусковую скобу и тщетно пытался вообразить себе все масштабы этой системы. Надо же додуматься… Хотя ход был отличный — дестабилизировать обстановку в России, затянув и усугубив чеченский конфликт. Партия, вполне достойная геополитических шахмат.
— Послушай, — спросил он вдруг у Рашида, снова начиная крутить на пальце пистолет, — а многие у вас знают, откуда идут деньги? Я имею в виду именно эти деньги?
— То есть? — непонимающе посмотрел на него чеченец.
— Ну, вот Илза, например. Или Русен, — начал объяснять Панкрат. — Они знают, что бабки идут от российской Службы? Простые солдаты знают это?
Усманов при упоминании имени наемницы оскалился по-звериному, сверкнув глазами в ее сторону, и рефлекторно дернулся в том же направлении, но Суворин придержал полевого командира.
— Я тебя понимаю, дорогой, — успокоил он его. — У меня что к ней, что к тебе — любовь одна и та же. Ты на вопрос отвечай, потом дергаться будешь.
— Нет, солдаты не знают, — проговорил Рашид. — Солдатам знать ни к чему. Пророк зовет на священную войну против неверных, и солдату это понятно. Но что такое политика, солдату незачем знать. Он и не знает.
Его дело — стрелять. Расскажи ему о том, что ты берешь у врага деньги на то, чтобы купить оружие, и он тебя же пристрелит на месте. Это — дикие души, дикие понятия о чести…
Панкрат пожал плечами.
— Почему же дикие? — задумчиво произнес он. — Я с тобой не согласен. Нормальные понятия и честь нормальная… Вот если за девушку платят в ресторане, она же потом за это рассчитывается. На спине или как-то иначе — это не важно. Так и вы — олигархи вам платят, а вы рассчитываетесь. — Панкрат смачно сплюнул. — Освободители хреновы…
Он достал сигареты, закурил. Оглянулся через плечо на остальных. Спецназовцы тоже дымили, а Илза все так же сидела, прислонясь к дереву.
— Ну вот скажи мне, Рашид, — попросил Суворин. — Победили бы вы, допустим, в этой войне. Взял бы ты власть. Переизбрали бы олигархи президента в России. И что, как ты думаешь, они и Служба ограничились бы тем, что просто сказали бы тебе “спасибо”? Поблагодарили бы тебя за участие и забыли бы о тебе? — подумав немного, Панкрат свел все эти вопросы к одному. — Думаешь, ты сделал бы Чечню свободной страной?
Усманов открыл было рот, собираясь что-то ответить — судя по выражению его лица, что-то резкое, — но тут же закрыл его и смешался.
Да, отвечать было нечего.
— Единственное, на что ты мог рассчитывать, связываясь со Службой — это установление марионеточного правительства в случае своей победы, — Суворин чувствовал, что, говоря так, озвучивает те мысли, которые сейчас роятся в голове чеченца. — Формальная независимость — на бумаге, и жесткий контроль внутренней и внешней политики — на самом деле. Если акула зацепила тебя за руку, она, будь уверен, проглотит тебя целиком. Потерял бы ты и независимость, и нефтедоллары, и все, от чего только можно получить доход.
По лицу Рашида блуждала странная полуулыбка, в которой, впрочем, не было даже намека на веселье. Так мог улыбаться человек, узнавший, что четвертование ему заменят повешением.
— Что ты собираешься со мной сделать? — спросил он Панкрата. — Убьешь?
Тот отрицательно покачал головой.
— Пытать будешь? — голос Рашида дрогнул. — Но я все сказал, клянусь.
Суворин только усмехнулся в ответ, вставая.
— Казнить тебя не я буду, — ответил он наконец. — У нас вынесением приговора суд занимается. Вот туда я тебя и доставлю… По крайней мере, постараюсь.
Они провели в лесу весь день. Только когда уже основательно стемнело, Панкрат решил, что можно взлетать. К тому времени и спецназовцы, и Рашид с Илзой уже были в вертолете, холод загнал их внутрь машины, поскольку жечь костер, чтобы согреться, Суворин запретил: в сумерках даже огонек зажигалки за версту видно.
Чепрагин и Шумилов сидели, завернувшись в одну на двоих плащ-палатку и прижимаясь друг к другу, чтобы хоть как-то согреться. Вечерняя сырость без труда проникала сквозь железную скорлупу корпуса, и температура внутри мало отличалась от той, что была снаружи. Единственное преимущество заключалось в том, что в салон не проникал дождь, сыпанувший внезапно из потемневших туч, в одночасье закрывших ущербный диск луны. Капли барабанили по металлическим бокам вертолета, шлепаясь тяжело, с оттягом, словно пули на излете.
Хуже всего приходилось Рашиду — для него не нашлось никакой накидки, и чеченец по-прежнему лежал на полу. Он мучился от холода и тер окоченевшие ладони одну о другую с такой силой, что казалось вот-вот добудет огонь. Ноги полевого командира по-прежнему были связаны; Суворин так и не решился
