ничтожный атом по сравнению с триллионами, которыми тебе предстоит править.
«Он все еще надеется, что палиах не удастся».
— Нет, — продолжал Геласаар, — нельзя надеяться на успех, не усвоив как следует ритуалы власти, по твоему собственному определению — те, что мы разработали за последнее тысячелетие. Слишком глубоко они въелись в население Тысячи Солнц. — Панарх улыбнулся снова. — Ты по крайней мере видишь необходимость этого, а вот твой отец — нет.
— Согласен. Он не видит и не станет этим заниматься. — Анарис чувствовал, что руководство беседой переходит к Панарху, как и прежде, на Артелионе. Пора утвердить свою власть. — Как, боюсь, и ваш сын Брендон.
Мимолетное страдальческое выражение прошло по лицу Панарха — Анарис знал, что не увидел бы и этого, если бы низложенный правитель не сознавал правды этих слов. Брендон отрекся от всякой ответственности, сбежав со своей Энкаинации, хотя этот поступок спас ему жизнь.
— Я благодарен тебе за известие, что он жив, — мягко произнес Панарх. — Что еще ты слышал о нем?
Анарису понравилось, что Геласаар спросил об этом прямо, но без приказных или молящих интонаций. Пока лучше отделаться минимальной информацией и лишь потом, возможно, рассказать о том, как Брендон унизил Аватара в Мандале.
— Его взяли на борт крейсера «Мбва Кали» близ Рифтхавена, вместе с группой рифтеров. Теперь он, вне всякого сомнения, находится в безопасности на Аресе.
— В безопасности? — повторил Панарх. — Не больше чем ты, сказал бы я. Или ты уже позабыл, чему тебя учили в Мандале?
Анарис снова спохватился, что упустил контроль над разговором, но не стал прерывать Геласаара. Он находил странное удовольствие в этом возобновлении прежних отношений — тем более оттого, что теперь главенство было за ним.
— Мой старший сын любил говорить, что политика — это продолжение войны другими средствами. Не уверен, знал ли он, что это — перефразированная цитата из одного древнего политика Утерянной Земли, но для Панархии этот парафраз верен. Подозрительность, интрига, вероломство и насилие — как открытые, так и потаенные — вот цена, которую мы, Дулу, платим за свои привилегии и за то, чтобы Поллои, хотя бы теоретически, могли пользоваться свободой.
Взгляд Геласаара сделался отсутствующим. На Артелионе он никогда не говорил так откровенно. Потеря власти словно освободила его.
— Подумай сам, Анарис! Арес теперь, вероятно, последний оплот моего правительства, поскольку его местоположение неизвестно твоему отцу. Там соберется вся тысячелетняя, оставшаяся в живых аристократия — и Брендон окажется в фокусе ее надежд и опасений.
Ты знаешь, Анарис, что противник у тебя только один: твой отец. Ваше соглашение скреплено старинной традицией и силой религии. Мой сын на Аресе не знает, кто ему друг, а кто враг — притом друг в следующее мгновение может стать врагом и наоборот. — Геласаар помолчал немного и покачал головой. — Я знаю его не так хорошо, как следовало бы. И ничего больше не могу для него сделать. Остается лишь надеяться, что он проявит себя истинным потомком Джаспара Аркада. — Панарх посмотрел на наследника Должара. — А вот твоя задача проще. И хотя я уверен, что планы твоего отца провалятся, не знаю только как, я предпочел бы...
И Панарх умолк, глядя куда-то сквозь Анариса — в будущее.
— Да, Геласаар? Что бы вы предпочли?
Панарх снова сфокусировал взгляд на лице Анариса и вздохнул.
— Я предпочел бы видеть на Изумрудном Троне тебя, а не твоего отца, если мы потерпим поражение. — Панарх посмотрел вверх, на скалящийся череп. — А времени у нас обоих осталось совсем немного.
Анарис не совсем понял, о ком он говорил; о себе и о нем или о себе и Брендоне.
— Давай же используем его с толком, — закончил Панарх.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
1
Ловкие пальцы портного одергивали рукава и полы, показывая, что камзол сидит безупречно. Эренарх Брендон лит-Аркад подчинялся всему терпеливо, глядя куда-то вдаль.
Его неподвижность и безмолвие как раз и вызывали в портном растушую нервозность. Наконец мастер, взглянув на свой хроно-перстень, пробормотал:
— Времени мало... ну ничего... так, по-моему, хорошо.
Брендон глянул на себя в зеркало. Телохранитель Эренарха Жаим увидел с дальнего конца комнаты, как одна пара голубых глаз встретилась с другой и мельком скользнула по стройной фигуре в белом траурном наряде. Ткань была наивысшего доступного здесь сорта, камзол и брюки сидели как влитые — меньше нельзя было ожидать от личного портного Архона Шривашти, — но Жаим никогда еще не видел столь простого парадного костюма. Никаких украшений — только перстень с темнолицым возницей, который Эренарх носил на руке с их первой встречи.
Еще босуэлл, тоже совсем простой с виду — никто не сказал бы, что он из разряда самых мощных. Эренарх рассеянно проверил прибор и спросил Жаима:
— Готов?
Жаим уже час как был готов. Он оглядел в зеркале свою новую униформу. Цвет он выбрал серый — как камень, как сталь, как компромисс между светом и тьмой. И кивнул.
— Тогда пошли, — сказал Эренарх.
После нескольких дней усиленной дрессировки Жаим усвоил кое-какие основы протокола Дулу. Он поклонился — низким поклоном слуги перед господином.
В этом жесте заключится вопрос. Брендон посмотрел на него с мягким недоумением и точно так же, до мельчайших деталей, поклонился Жанму. Это был ответ — безмолвный, но верный.
Жаим улыбнулся и пошел вслед за Брендоном к транстубу.
В центральном доме по ту сторону озера Ваннис Сефи-Картано, вдова покойного Эренарха, брата Брендона, переживала величайший кризис своей жизни: ей было нечего надеть.
Она сыпала проклятиями, срывая платье за платьем с вешалок и швыряя их на пол. Ее горничная растерянно стояла на заднем плане с молчаливым упреком в глазах. Они обе знали, кому придется все это убирать.
Ваннис прикусила губу — материнский голос произнес у нее в голове с мягким укором: «Дурные манеры нельзя оправдать ни временем, ни обстоятельствами», а следом деловым тоном заговорила гувернантка: «Обращайтесь со своими слугами как с людьми, и они будут вам преданны; обращайтесь с ними как с машинами, и они начнут злоумышлять против вас».
Ваннис беспомощно оглядела последние из своих нарядов и закрыла руками глаза.
— Гребаная паскуда Корбиат — ведь
Ваннис решительно опустила руки. Йенеф стояла, молча глядя на нее. В душе у Ваннис шевельнулась тревога, и ей вспомнилось еще одно из материнских наставлений: не надо выдавать слугам свои замыслы и сознаваться перед ними в своих неудачах. Каждый твой секрет — это оружие, которое могут использовать против тебя.
— Ступай к озеру и последи за Эренархом, — сказала Ваннис. — Возвращайся, как только он выйдет.
Йенеф поклонилась, сложив ладони, и молча вышла.
Ваннис со вздохом опустилась на кушетку. Что делать? Отвага, героизм, чудом избегнутая смерть — это все хорошо для
В начале событий она проклинала случай, повредивший скачковые системы на яхте Ристы и помешавший ей поспеть на Артелион к Энканиации Брендона. Она терзалась бессильной злобой, зная, как разгневается Семион; он редко вмешивался в ее жизнь, но уж когда просил о чем-то, Ваннис всеми
