– Вот именно, – согласился компьютер. – В конце концов, она должна иметь причину, чтобы жить, иначе уравнения не будут сбалансированы. Но это опять-таки не окажет воздействия на всеохватывающее уравнение.
– А что окажет? – пробормотал Зиндер как бы про себя и снова обратился к Оби:
– Раз уж так, скажи мне, откуда мы – Бен, ты и я – знаем, что реальность изменена?
– Об этом узнают все, кто находится в радиусе ста метров от изменяющего поля, – ответил Оби. – Чем ближе вы к месту эксперимента, тем лучше вы все воспринимаете. За пределами ста метров восприятие реальности резко ослабевает. Люди будут сознавать, что нечто изменилось, но описать это не смогут. За пределами тысячи метров рассеивание возобновляет действие главного уравнения, и реальность восстанавливается. Впрочем, если хотите, я отрегулирую или минимизирую это для вашего восприятия.
– Ни в коем случае, – резко сказал Зиндер. – Но ты имеешь в виду, что за пределами тысячи метров от лаборатории все будут убеждены, что Зетта всегда была кентавром и что для этого существовали логические причины?
– Совершенно верно. Базовые уравнения всегда остаются в естественном равновесии.
– Она появляется! – возбужденно воскликнул Бен, прерывая их диалог.
Посмотрев вниз, Зиндер увидел в центре голубого свечения темную трепещущую тень. Она мигнула, уплотнилась, и поле исчезло. Зеркало тихо уплыло наверх.
В существе, стоящем на подиуме, по-прежнему можно было узнать Зетту. Но теперь она была Зеттой только до талии. Остальная часть ее тела принадлежала кобыле-двухлетке.
– Оби! – позвал Юлин. – Сколько времени пройдет, прежде чем уравнение стабилизируется? Иными словами, сколько времени понадобится для того, чтобы кентавр стал неизменным?
– Для себя она уже стала неизменной, – сказал компьютер. – А если вы хотите знать, когда базовые уравнения стабилизируют ее новое состояние, то на это потребуется час или два. Ведь это, в сущности, незначительное изменение.
Зиндер перегнулся через перила и в изумлении смотрел на кентавра. Было ясно, что это превзошло его самые фантастические мечты.
– Она может давать потомство? – поинтересовался Юлин.
– Нет, – извиняющимся тоном ответил компьютер.
– А ты можешь создать пару кентавров, способных давать потомство? – настаивал Юлин.
– Не знаю, – уклонился от прямого ответа Оби. – В конце концов все дело в моей программе. Перед тем как приняться за подобную работу, мне будет необходимо получить полную информацию о том, как это делается, какие детали надо прилаживать друг к другу.
После этих слов Юлин пришел в такой же восторг, как и Зиндер, для которого изменение базовых уравнений было делом всей его жизни.
Кентавр поднял на них глаза.
– Что, мы собираемся торчать здесь весь день? – нетерпеливо спросил он. – Я голодна.
– Оби, что она ест? – спросил Юлин.
– Траву, сено, что-нибудь в этом духе, – ответил компьютер. – Естественно, мне пришлось кое-что подправить. Торс состоит в основном из мышечной ткани и несущих костей. Для внутренних органов я использовал лошадиную часть.
Юлин задумался.
– Гил! – сказал он наконец. – Как насчет небольшой косметической операции? Тогда мы сможем немного подержать ее в таком виде. Интересно посмотреть, чем закончится это изменение.
Зиндер рассеянно кивнул, и Юлин начал придавать человеческой половине кентавра более юный вид.
Неожиданно дверь, ведущая на галерею, распахнулась, и рядом со старым ученым появилась девушка лет четырнадцати с подносом в руках. Она была толстой, коренастой, неуклюжей, с жирными ногами и противоестественно оттопыренной грудью, ее не спасали ни прозрачное короткое платьице, ни серебряные сандалии, ни чрезмерный макияж, ни висевшие мертвыми патлами светлые волосы. Она выглядела просто комичной, но доктор снисходительно улыбнулся.
– Никки! – сказал он укоряюще. – По-моему, я же велел тебе не входить, когда над дверью горит красная лампочка!
– Прости, папочка, – небрежно бросила девушка и, поставив поднос, чмокнула отца в щеку. – Ты так долго не ел, что мы стали беспокоиться. – Заметив молодого человека, Никки улыбнулась ему «особенной» улыбкой. – Привет, Бен! – сказала она игриво и помахала рукой.
Юлин улыбнулся и помахал в ответ. Но тут ему в голову неожиданно при шла тревожная мысль. 'Сто метров, – вспомнил он. – Кухня находится отсюда примерно на таком расстоянии'.
Тем временем толстуха обвила руками шею отца.
– Чем же это вы тут занимаетесь? – спросила она тем же игривым тоном.
Хотя физически крошка Зиндер созрела полностью, в умственном отношении она во многом еще оставалась ребенком. Слишком во многом, считал ее отец. Все четырнадцать лет Никки была чересчур защищена и совершенно изолирована от своих сверстников. Кроме того, доктор так и не сумел привить ей элементарное понятие о дисциплине, и она окончательно избаловалась из-за всеобщей привычки думать о ней как о дочери босса. В результате она часто производила впечатление надутого пятилетнего ребенка, а не четырнадцатилетней девушки.
Но Зиндер просто не мог оторвать ее от себя и отправить в какую-нибудь модную школу. Он прожил
