– Нет, отец мой. Не требовать, не просить… только сказать вам про алый свиток. И про то, что я достоин этой чести.
– Что содержится в этом свитке?
– Я не знаю, отец мой. И еще Голос сказал, что алый свиток – это и ноша… и кара.
Верховный жрец шевельнул пальцами, давая служителю приказ замолчать. Затем вздохнул, выбрался из кресла и вышел из комнаты. Вернулся он не скоро, неся в руках небольшой футляр из жесткой кожи.
– Что ж, я верю тебе. Верю, что ты действительно слышал Голос Бога. Никто, кроме меня, не знал о существовании алого свитка, никто лучше меня не представляет себе тяжесть этой ноши. На футляр наложено огненное облако… очень сильное, ловушку делал настоящий мастер. Попробуешь снять его?
Алкет принял протянутый футляр, закрыл глаза, пытаясь ощутить биение вложенной в него магии. Обратное плетение, применяемое для того, чтобы сорвать заклинание противника, требовало немалой силы, но по сути своей было достаточно простым. А вот расплести чужую ловушку было куда труднее. Ловушка ощущалась магом одинаково, какое бы заклинание ни было в нее вложено. Ошибка в плетении – и маг погибнет. Правда, жрец дал подсказку. Огненное облако часто использовалось в ловушках, особенно в тех, что устанавливались в подземельях: вырвавшееся на свободу пламя уничтожало не только неосторожного, но и всех, кто находился достаточно близко.
И все же здесь что-то было не так… постепенно Алкет начал чувствовать узор заклинания, но не мог отделаться от ощущения, что оно исполнено неправильно. Или, точнее сказать, нетривиально. Он мысленно начал строить формулу, расплетающую ловушку, и тут же покрылся холодным потом – его узор не желал соединяться с защитой кожаного футляра, не мог нейтрализовать ее.
Борох терпеливо ждал, наблюдая за мучениями служителя. Он мог бы дать ему еще одну подсказку, но считал, что Алкет должен справиться с задачей сам. Гард считался неплохим магом… несколько чрезмерно усердным в служении, но религиозность – не помеха способностям. Хотя Юрай и являлся верховным жрецом, он с настороженностью относился к религиозным фанатикам, предпочитая людей с трезвым мышлением. Таких, как он сам. Готовых признавать необходимость религии, умеющих использовать ее в своих целях. Хотя фанатики тоже полезны… в определенных ситуациях. Используя их веру, ими легко управлять. Если сейчас Гард справится с заданием, он еще больше укрепится в вере – это будет полезно. Очень полезно.
Тем временем Алкет продолжал битву с ловушкой. По его лбу обильно тек пот, пальцы, бережно прикасающиеся к футляру, мелко дрожали. Вдруг он довольно улыбнулся.
– Я понял, – прошептал он, не открывая глаз. – Я все понял. Заклинание направлено внутрь футляра. Не убить вора… сжечь содержимое. Очень интересная формула. Я могу ее снять.
Он бросил несколько слов, его пальцы начали плести незримую паутину, и нити этого магического кружева идеально накладывались на силовые линии боевого заклинания, гася их одну за другой. Наконец работа была завершена, и Алкет, припав на одно колено, протянул футляр Бороху.
– Я сделал это, отец мой.
Верховный жрец успешно скрыл довольную улыбку, сохранив привычную непроницаемую маску спокойствия. Он лишь приподнял ладонь, словно отталкивая от себя подношение.
– Нет, сын мой, теперь это по праву принадлежит тебе. Открой его.
Крышка снялась легко, и из футляра выскользнул небольшой свиток. Пергамент был выкрашен в вызывающе алый цвет. Алкет углубился в чтение – затем, по прошествии нескольких минут, обратил на Бороха изумленный взгляд.
– Это… это запретное заклинание. «Призыв». Я слышал о нем, но формула держится в секрете.
– Это так, сын мой. Формула открывается лишь избранным.
– И еще говорили, отец мой, что того, кто применит призыв, ждет жестокая казнь.
Борох помолчал, затем усмехнулся уголками губ.
– Сын мой, призыв – древнее заклинание… его создали вскоре после Разлома и поначалу применяли достаточно часто. Но выяснилось, что немногие способны удержать контроль над вызванным демоном. Очень немногие – лишь те, кто осенен доверием самого Эмнаура. Или… хотелось бы быть объективным – бывает, что и Эмиал находит среди своих слуг избранника, достойного владения этим заклинанием. Так или иначе, случается, что формула попадает не в те руки. В недостойные руки… как ты знаешь, Гард, боги не вмешиваются в дела людей, они только дают советы. Вершить правосудие – наше дело. И тот, кто без соизволения богов прикоснется к запретному, будет жестоко наказан.
– Вы хотите сказать, отец мой, что Эмнаур в бесконечной своей мудрости возложил на меня некую особую миссию?
Борох пожал плечами.
– Намерения Бога иногда трудно понять, сын мой. Понять и верно истолковать… Но подумай сам – накануне войны, которая вполне может стать великой и победоносной, сам Эмнаур отдает в твои руки сильнейшее боевое заклинание из всех, когда-либо созданных. Не знак ли это, что тебе уготована особая судьба в грядущих битвах? Быть может, именно ты сумеешь изменить ход войны, принести победу Империи… победу Триумвирату?
– Что мне теперь делать?
– Выучи заклинание. Выучи так, чтобы не забыть никогда. Потом уничтожь свиток… он слишком опасен. Помни, никто не должен знать о том, что сказал тебе Эмнаур. Никто не должен знать о том, что ты владеешь запретным знанием, – до той поры, пока не придется применить его на деле. И еще… Эмнаур отдал свиток в твои руки, но решать, применять его или нет, будешь ты сам. Если, конечно, Бог не даст тебе еще одно знамение. Иди, сын мой. Иди и молись – лишь в сердце своем ты найдешь правильные ответы.
Алкет низко поклонился и вышел, на ходу надевая маску. А верховный жрец смотрел ему вслед, чуть заметно усмехаясь. Как все просто… немного магии, немного антуража, очень много веры. И теперь в его распоряжении имеется великолепный инструмент, с помощью которого можно будет изменить ход войны, если ситуация обернется для Империи не лучшим образом. Что же касается этого мальчика… этого доверчивого ребенка в теле сильного взрослого мужчины… что ж, тысячелетние традиции будут соблюдены, применивший запретное знание понесет показательную кару. Но лишь после того, как выполнит то, что должно.
Лошадь пала почти сразу после того, как Таша промчалась через ворота Торнгарта, взбудоражив охрану. Может, кто-нибудь и выпустил бы ей вслед арбалетный болт, но один из стражников узнал леди Рейвен, о которой по городу ходили самые дикие слухи, и приказал не обращать внимания на эту «сумасшедшую».
Несчастное животное рухнуло, и девушка едва успела соскочить с седла. До Обители оставалось еще далеко, и она несколько секунд раздумывала, бежать или попытаться раздобыть какую-нибудь лошадь. Выбор был сделан в пользу верховой езды – день выдался тяжелым, она была в пути уже давно, позволяя себе лишь очень короткие передышки на сон и еду, и теперь буквально валилась с ног.
Из-за угла – словно бы по велению высших сил – показался патруль. Рыцарь-светоносец верхом на великолепной, серой в яблоках кобыле, шестеро пеших воинов. Таша криво усмехнулась – придется «белому плащу» продолжить службу пешком. Она преградила путь патрулю, отметив, что рука рыцаря тут же потянулась к мечу – и расслабилась. Он явно узнал девушку.
– Я леди Рейвен. У меня новости чрезвычайной важности для Вершителя арГеммита. Прошу вас, рыцарь, уступить мне лошадь.
– Новость настолько важна, что ее следует донести до ушей Вершителя немедленно? – В голосе рыцаря звучала откровенная насмешка.
Девушка вздохнула – похоже, он, как и большинство из Ордена, был наслышан о ее приключениях и успел составить о леди Рейвен достаточно нелицеприятное мнение. В подобной ситуации заполучить лошадь будет сложно. Махнуть рукой и идти пешком? Может, он прав, и надо отдохнуть, выспаться, привести себя в порядок, сменить пропыленную, покрытую потом одежду? И лишь тогда…
Таша мотнула головой, отгоняя от себя неправильные мысли. Не хватало, чтобы кто-то опередил ее, первым принеся в Инталию вести, способные повлиять на исход войны. Безусловно, вторжение Гурана начнется не завтра и даже не через десяток дней. И все же Таша не желала откладывать момент своего триумфа.
