счет.
– Хитер, хитер, – бормотал Глеб, осторожно следуя за Шелковниковым.
"Лишь бы он меня не засек, не спугнуть бы. Сейчас мне понадобилась бы помощь Потапчука, но лучше его пока не тревожить. Он человек подневольный.
Взялся делать все сам, так делай, доводи до конца".
Шелковников преспокойно стоял на автобусной остановке и рассматривал номера маршрутов. Он дождался более-менее свободного автобуса, чтобы не пачкать пассажиров, и нырнул в открытую дверь. Последовать за ним Глеб не рискнул, пришлось ловить первую попавшуюся машину, да и то не сразу, дождавшись, пока автобус скроется за углом.
Глеб выскочил на проезжую часть прямо под колеса серой «девятки». За рулем сидела женщина. Взвизгнули тормоза, и Глеб рванул на себя дверцу – слава Богу, та оказалась не заблокированной. Он перевел дыхание и улыбнулся женщине-водителю.
– Только не волнуйтесь, я очень спешу.
– Это не такси, – холодно ответила та, прижимаясь к дверце и ища глазами милиционера. Но постового поблизости не случилось.
– Поехали, по дороге все объясню, думаю, вы намного не опоздаете. Да едем же, вопрос моей жизни решается!
Женщина недоверчиво покачала головой, но все-таки тронула машину с места.
По дороге Сиверов, естественно, ничего объяснять не стал, а только показал, куда нужно сворачивать, и принялся рассуждать о том, какая чудесная погода стоит сегодня в Москве. Женщина, уж было подумавшая, что она приглянулась мужчине, да так, что он, рискуя головой, бросился под колеса ее машины, немного оттаяла, даже временами кивала Сиверову и отвечала улыбкой на его пространные реплики.
– Если хотите, я вам заплачу, – сказал Сиверов, когда «девятка» обогнала автобус, в котором ехал Шелковников.
– Да что вы, бросьте!
– Пропустите, пожалуйста, вперед автобус. Возле остановки тормозните, но не останавливайтесь.
– Так вы за женой следите? – заговорщически улыбнулась женщина.
– Нет, что вы, следить за женщинами – это ниже моего достоинства. Я выслеживаю любовника моей жены.
– А, понятно. И что вы сделаете, когда его догоните? Убьете, да?
– Нет, убивать не стану, а вот морду разукрашу.
Женщина рассмеялась и сбавила скорость. Желтый «икарус», подъезжая к остановке, обошел «девятку», и Глеб увидел, как Шелковников выходит на остановке.
– А вот и он, – Глеб взглядом указал своей попутчице на работягу в испачканной телогрейке.
– Я вам сочувствую, он очень грязный, – ответила женщина, понимая, что встреча с интересным мужчиной окончена.
– Маскируется, гад, под маляра. Только не тормозите тут же, доедем до поворота, там я выйду.
– Успехов вам. Уж вы его не калечьте.
Глеб остался на тротуаре, машина, моргнув стоп-сигналами, исчезла за поворотом.
Задумка Шелковникова и впрямь была высокого класса. Глеб не уставал восхищаться им, хотя самого Сиверова Павел Павлович так и не превзошел – во всяком случае, теперь Слепой уже просчитывал каждый его ход наперед.
Отставной майор КГБ вновь нырнул во двор. Он осмотрел старый дом, построенный еще до революции, все основные коммуникации которого – газовые трубы, силовая электропроводка, телефонные щитки – были вынесены наружу. Шелковников поковырялся отверткой у распределительного щитка, открыл крышку. С минуту ему пришлось повозиться, чтобы укрепить клеммы телефонной трубки на зажимах «крокодилов». Затем кусачками он счистил изоляцию с двужильного провода и замкнул на нем зажимы.
«Умело работает, – подумал Глеб, – хотя и делает лишние движения. Но перестраховка никогда не помешает. Мог бы позвонить из автомата на улице, но тут он путает карты ФСБ. Квартирный номер – пока проверят владельца, пока разберутся, что к чему, пройдет время. А время для Шелковникова дорого».
С большого расстояния Сиверов не мог рассмотреть, какой номер набирает Павел Павлович, да тот и прикрывал трубку ладонью. Но что номер не московский, а с международным кодом, Глеб понял сразу.
Разговор состоялся довольно короткий, Шелковников говорил решительно, не давая своему собеседнику и слова вставить, точно отдавал приказание или ставил ультиматум. За первым звонком последовал второй, уже городской; разговор продолжался не меньше минуты.
Сиверов решил, что второй звонок Шелковников делает сообщнику, но ошибся. Отставной майор КГБ звонил своему бывшему сослуживцу, Владимиру Адамовичу Хохлову. И разговор между ними состоялся следующий:
– Владимир Адамович, ты меня узнаешь?
В трубке повисло недолгое молчание, потом Хохлов отрывисто бросил:
– Да, узнаю.
– Так вот, слушай. Я знаю, что вы меня сейчас ищете, и знаю, что картины вам нужны позарез, сам же мне об этом рассказал. Так вот, передай своему начальству, что я согласен на обмен: вы мне гарантируете жизнь, свободу и беспрепятственный выезд за рубеж, а я вам возвращаю картины. В общем, поставь в известность того, кто над тобой. Я перезвоню через час.
– Погоди, Пал Палыч… – закричал в трубку полковник Хохлов.
Но Шелковников рванул провода и быстро удалился, покидая уютный московский дворик.
Об этом разговоре, естественно, Глеб Сиверов не знал. А вот полковник Хохлов тут же сообщил о звонке начальству. Подобный поворот событий, абсолютно неожиданный для ФСБ, позволил всемогущей организации совершить кое-какие маневры, а самое главное – стало ясно, что Шелковников пока еще в Москве и что картины из коллекции барона Отто фон Рунге находятся у него.
Но если бы не поджимало время! Если бы не был поставлен президентом ультиматум: найти картины любой ценой до девятого числа, – то можно было бы спланировать операцию захвата, взять преступника в кольцо. Но при таких сжатых сроках пришлось всерьез рассматривать и обсуждать предложение отставного майора КГБ Павла Павловича Шелковникова.
Мнения разделились. Одни считали, что следует пойти на компромисс, получить картины и выиграть время, а уж затем попытаться взять преступника. Другие же – и среди них был Потапчук, – стояли на том, что ни на какие сделки с преступником идти нельзя: совершенно очевидно, что он преследует ту же цель – выигрывает время.
Еще пара пересадок, и грязный работяга вышел на троллейбусной остановке неподалеку от мастерской художника Лебедева. Уже смеркалось, и Глеб решил для себя, что если еще полчаса продлится эта безумная гонка, то следует отказаться от мысли вести ее самостоятельно. Он или засветится, или потеряет Шелковникова. И то, и другое было смерти подобно. Слепой сам позволил преступнику бежать и теперь нес ответственность за последствия.
Шелковников сбавил шаг и оглянулся – Глеб едва успел зайти за газетный киоск.
«Наверное, он приближается к цели: стал более осторожным».
И Сиверов не ошибся. Павел Павлович направлялся к мастерской художника Лебедева – туда, где хранились полотна из коллекции немецкого барона фон Рунге. Шелковников зашел в подъезд под кованым козырьком, взбежал на последний этаж и постучал в дверь со знакомой медной табличкой. Никто ему не ответил. Он постучал еще раз для порядка, а затем своим ключом открыл дверь.
Мастерская была пуста. Шелковников плотно зашторил все окна и только после этого зажег свет. Но зоркие глаза Сиверова, уже подоспевшего к подъезду, разглядели узенькую полоску света, просочившуюся сквозь шторы на последнем этаже.
«Значит, вот где ты решил засесть», – подумал Глеб и бегло осмотрел здание снаружи.
Вход, скорее всего, имелся один, черного хода не было. Обойдя дом. Сиверов обратил внимание на старуху в грязном синем халате и сером фартуке, подметавшую двор.
– Вы не подскажете, что это за здание? – равнодушно спросил он.
– Мастерские художников здесь, – отозвалась дворничиха.
