– Модра? Ты в порядке?
Секунду или две она не отвечала, затем сказала хриплым шепотом:
– Не знаю. Я ощущаю себя чьей-то боксерской грушей, голова будто вот-вот взорвется.
– Ты в курсе, что произошло?
Она пассивно кивнула.
– Я… я была им. И мне это нравилось! А сейчас… сейчас я чувствую себя грязной, словно какая-то из тех черных дряней засела во мне. Он мне отвратителен. Он в моем сознании, а я в его, и тем не менее он мне отвратителен.
– Это все из-за той штуки. Ты должна это знать.
– Неважно, что случилось тогда. Ему и сейчас нравится то, что он сделал!
Капитан вздохнул и пошел к Крише, которая выпрямилась и сидела, озадаченно глядя на него.
– Ты в норме? – мягко спросил он.
– Это был тот же самый кошмар, – сказала она ему. – Только в этот раз он был таким реальным, и он все продолжался, продолжался и продолжался… Он и сейчас во мне. Он не превратился в неприятное воспоминание или беспричинный страх, как было раньше. Я чувствую, будто… будто все вокруг – лишь оболочка, и мои видения могут разбить ее и стать реальностью.
– Это только кошмар, вызванный той штукой из твоего сознания, – уверил он ее таким ласковым тоном, на какой только был способен. – Если хочешь узнать, какова на самом деле реальность, иди помоги Модре. Ей сейчас очень нужен кто-нибудь рядом.
Он похлопал ее по руке и помог встать на ноги; ему пришлось поддержать ее, пока головная боль и тошнота не отступили. Однако, как только она почувствовала, что пришла в себя, он направился через люк в последний отсек. Оба, Джимми и Гриста, были уже на ногах и выглядели вполне удовлетворительно, за исключением, может быть, нескольких синяков и порезов, но Гриста казалась разгневанной, а Джимми – нетипично сдержанным.
– Черт побери, Джимми! Тебе чертовски повезло, что меня почти не задело! Что мои мозги остались при мне, и я смогла остановить тебя!
– Заткнись, Гриста! – оборвал Джимми. – Просто замолчи, ладно?
Она обернулась к капитану с отвращением на лице.
– Дерьмо! Как ты думаешь, капитан, стоило мне позволить ему отрезать себе яйца?
Ган Ро Чин почувствовал, как у него отваливается челюсть.
– Что?
– Да, именно это он и собирался сделать. Понимаешь, тут все это началось, а мне в последнее время как раз очень хочется, и вот я отстегнула ремни и подошла к Джимми, который снимал свой скафандр, и я сделала то же самое, правильно? И тут, вместо того, чтобы сделать то, о чем я думала… Следующим номером я увидела: он держит нож в одной руке, а в другой – свои собственные яйца; и я схватила его руку с ножом и опрокинула его, и вынуждена была драться как проклятая, только чтобы удержать его. И вот за это он теперь еще и злится на меня! Можешь ты в это поверить?
Чин посмотрел на Джимми Маккрея.
– Это правда?
Джимми предпочитал смотреть в пол, нежели на капитана, но все же медленно кивнул.
– Это было непреодолимое побуждение, но это не было совсем бездумным действием. Я, может быть, наоборот, слишком много думал. Неожиданно я понял, просто понял, что должен сделать это. И если бы я поступил так, все было бы хорошо, все бы успешно сложилось, моя душа очистилась бы. Без вопросов. Это было как откровение.
– И ты до сих пор чувствуешь это? И поэтому злишься?
– Я… я не знаю. Сейчас я не стал бы делать этого, но почему-то я все еще не могу отвязаться от мысли, что это правильно. Ты сам сказал это, кэп, – те штуки не знают нас индивидуально. Они просто высвобождают то, что есть в наших собственных сознаниях, то, что мы прячем даже от самих себя. Возможно, из-за этого я все еще девственник. Может быть, я вообще не хочу становиться мужчиной. По крайней мере, не таким путем.
– Более вероятно, что это чувство вины, – ответил капитан, стараясь помочь коротышке чувствовать себя немного лучше. – Ты ведь когда-то был священником, а потом бросил все это: твои обеты, все, на чем основывалась твоя жизнь и во что ты верил вплоть до того момента. И ты до сих пор боишься, что поступил так, потому что был эгоистичным, чувственным. Этот путь – обоюдоострый выход из положения. Ты уничтожаешь причину своего падения и караешь себя одновременно.
Джимми поднял глаза на капитана.
– Я знаком с популярной психологией. Возможно, ты прав. Однако, моя проблема более фундаментальна. Если бы я когда-то не был священником, мы все могли погибнуть или были бы снова порабощены в той демонской дыре. Каждая частичка моего знания, делающего меня ценным для остальных, – результат того, что я был священником. И когда я достиг высших сфер, он, этот сущий, узнал меня, он сказал, что мы общались с ним раньше, много раз. Что мы – может быть, все мы – были отобраны. То есть я действительно был инструментом высших сил, каким и должен быть священник. Раньше это было просто. Сначала я был в не-терранских мирах, окруженный не-терранами, а потом у меня на спине была Гриста, а потом нам пришлось много, слишком много думать о другом, и времени на такие вещи просто не оставалось. Но не теперь. Не в этот раз. Когда мы вошли в отсек, я хотел ее, грубо хотел ее, и она хотела меня, и вот так все и вышло. – Его глаза были пустыми. – Не существовало иного выхода из положения, понимаешь? Я знаю, мне бы не хватило сил, чтобы сопротивляться…
Ган Ро Чин вздохнул.
– Что ж, ты должен бороться с собственными проблемами наилучшим образом, на какой способен,
