Мещеряков порылся во внутреннем кармане пальто, достал портмоне, вынул из нее какую-то фотографию и показал ее Федину.
– Это не тот агент? – спросил он.
Федин бросил на фотографию беглый взгляд, вздрогнул и отрицательно покачал головой.
– Нет, – сказал он. – Это командир отряда, майор Сердюк. Кличка – Батя. Отстрелялся, сволочь…
Где это его так красиво приложили?
Сорокин отобрал у него фотографию, посмотрел, передернул плечами и отдал ее Забродову. С фотографии смотрело покрытое страшными шрамами лицо с дырой точно посередине лба.
– Красавец, – сказал Забродов. – Борода, надо понимать, накладная?
– Волосы тоже, – кивнул Мещеряков. – А нашли его на квартире у любовницы генерала Строева.
Генерал и эта баба тоже были там. Оба убиты из армейского «кольта», который был в руке у этого типа.
Майора застрелил генерал, пистолет тоже был у него в руке.
– А куда попало генералу? – спросил Сорокин, неожиданно заинтересовавшись.
– В голову, – ответил Мещеряков. – Раздроблен подбородок, пробит мозжечок…
– Интересное кино, – сказал Сорокин. – За что убили этих генералов, мне теперь понятно. Непонятно только, кто из этих двоих вел прицельный огонь с пулей в башке?
– Правда, интересно, – сказал Забродов. – Значит, был третий. Тогда из чего он стрелял? Я понял так, что обе пули – и та, которой был убит генерал, и та, что попала в любовницу, выпущены из майорского «кольта»? Все-таки выходит, что стрелял он один. Мертвый.
– Майор обычно пользовался «магнумом», – подал голос Федин.
Мещеряков вздрогнул.
– Вот оно, – сказал он. – Алавердяна завалили именно из «магнума», причем из того же, который засветился практически на всех делах «Святого Георгия». И было это уже после того, как погиб майор Сердюк.
– Некротическое явление, – зловещим голосом сказал Забродов. – Каждую ночь земля на кладбище начинала шевелиться, и из могилы, дрожа и скрежеща зубами, медленно поднималась наводящая ужас фигура в истлевшем саване и с большим ржавым «магнумом» в костлявой трясущейся руке… – с подвыванием продекламировал он.
– Проще, – сказал практичный Сорокин. – Они пришли к Строеву вдвоем. Генерал завалил майора сразу, потом этот самый второй застрелил генерала и его бабу, забрал у майора его «магнум», а взамен оставил свой «кольт» и спокойненько ушел.
– Звучит убедительно, – согласился Мещеряков. – Очень убедительно звучит. Только кто он, этот второй?
– Кто-нибудь из отряда, – предположил Забродов. – Или этот суперагент.
– А зачем агенту Потапчука шлепать генералов? – пожал плечами Мещеряков. – Сердюка он мог замочить когда угодно. Или Потапчук велел ему разделаться со всеми – до седьмого колена? Что-то непохоже. А Володина, между прочим, тоже застрелили из «кольта», – вспомнил он.
– Да, – сказал Сорокин, – чепуха какая-то получается, пироги с котятами. А что это за агент такой? – спросил он у Федина.
– Не знаю, – ответил тот. – Генерал работал с ним лично. Я видел его только один раз, когда инструктировал в качестве новобранца в отряд. Кличка у него – Слепой.
– Странная кличка для человека, который так стреляет, – заметил Сорокин.
– У него что-то с глазами, – объяснил Федин. – Свет он, что ли, плохо переносит, зато в темноте видит, как кошка.
– Нокталопия, – с ученым видом изрек Мещеряков.
– Да, – сказал внезапно сделавшийся очень задумчивым Забродов, – нокталопия… Был у меня один такой курсант. Давненько уже. Он молодой? – спросил он у Федина.
– Кто, Слепой? Да нет, – пожав плечами, ответил подполковник. – Лет сорок наверняка, точнее не скажу.
– Похож, – протянул Забродов еще более задумчиво.
– Упаси боже от твоих учеников, капитан, – сказал ему Сорокин.
– Погоди, – отмахнулся Забродов. – Описать его можешь? – спросил он у Федина.
Подполковник старательно и очень подробно описал внешность Слепого. Забродов вздохнул с некоторым облегчением.
– Нет, – сказал он, – не похож. Просто совпадение. Не мог Глеб вот так…
– Люди меняются, он, этот твой Глеб? – сказал Сорокин. – А где?
– Я слышал, что он погиб, – ответил Забродов. – Еще в Афганистане.
– А, – разочарованно кивнул Сорокин, – тогда это, конечно, не он.
– Да говорю же, что не он, – немного раздраженно повторил Забродов. – По описанию ни капли не похож.
– Надо как-то выходить на Потапчука, – сказал Мещеряков. Он выглядел осунувшимся и очень озабоченным. – Без него нам до этого Слепого не добраться.
Сорокин снова протяжно вздохнул, встал и потянулся, разминая затекшие мышцы. Пройдясь из угла в угол комнаты, он резко остановился под люстрой и по-бычьи наклонил голову, выпятив нижнюю губу.
– А зачем нам выходить на Потапчука? – спросил он вдруг. – Что толку? Пусть он сам разбирается со своим агентом. Судя по вчерашней кутерьме на Арбате, он уже взялся за него вплотную. Больше, насколько я понимаю, в этом деле брать некого. Генералов своих мне ФСБ все равно не отдаст – ни живых, ни мертвых, а со своими агентами, повторяю, пусть разбираются сами. Эх, говорили мне: не связывайся ты с этими вонючками! Сам, что интересно, своим гаврикам чуть ли не каждый день вдалбливаю: не трогай вонючку, сто лет потом не отмоешься. И сам же все время умудряюсь влезть в это дерьмо.
– Это кто вонючка? – решил вступиться за честь мундира Мещеряков.
– Да не кто, а что, – равнодушно поправил его Сорокин. – Это я так дела называю, в которых госбезопасность замешана. Чего ты взъелся? Вам-то можно нас ментами величать… Короче, пошли отсюда к такой-то матери. Полночи только зря потеряли. Вот дерьмо-то…
– Ну, не так уж и зря, – сказал Мещеряков. – Ты чего добивался? Ты добивался, чтобы убийцы понесли наказание. Все они, между прочим, уже землю парят, даже те, кто их, так сказать, направлял. Ну, не все, но это, похоже, дело времени. Можешь спать спокойно. Отчетность за прошлый год все равно испорчена, тут уж ничего не поправишь, но этот год будет поспокойнее.
При слове «отчетность» Сорокин сильно скривился, но кивнул, выражая полное согласие со словами Мещерякова.
– Пошли отсюда, – повторил он. – Я спать хочу.
– А я? – спросил Федин.
– А ты беги, куда глаза глядят, дурак, – сказал ему Сорокин. – Тоже мне, спрятался. Смотри, найдет тебя Слепой… Что там у него сейчас на вооружении – «магнум»? Ты дырку от «магнума» видел когда- нибудь?
Федин быстро-быстро закивал и вскочил, явно готовый бежать сию минуту, и именно так, как сказал Сорокин – куда глаза глядят.
– Пистолет подбери, дурилка картонная, – презрительно добавил Сорокин.
Федин наклонился, подобрал пистолет и выскочил за дверь, на ходу натягивая пальто.
– Ишь, заторопился, – сказал Сорокин. – Ну, вы идете или нет?
– Погоди, – сказал вдруг Забродов. – Постойте, полковники.
Сорокин и Мещеряков уставились на него с усталым любопытством – что он еще придумал? Несмотря на свой высокий профессионализм, а может быть, и благодаря ему, Забродов бывал порой совершенно несносен, доводя окружающих до белого каления своими неуместными шутками и обидными намеками, построенными на цитатах из никем, кроме него самого, не читанных книг.
– Ну, что еще? – сварливо осведомился Мещеряков. – Живот схватило?
Сорокин невольно усмехнулся: Забродов выглядел именно так, словно у него внезапно случился приступ диареи.
