докладывать кому надо, если сочтете нужным. Никакие они не заговорщики, потому что все находятся при власти. Когда мы наконец прочтем меморандум, то наверняка убедимся, что никакой крамолы в нем нет. Уверен, слова там все правильные.
– Вот-вот. Слова. А мысли? Планы?
Кушаков попытался ухватиться за спасительную ниточку.
– Это мне неведомо. Одни догадки. Так, копни любого нашего чиновника, он, несомненно, интригует и борется за власть. За свое понимание власти.
– Я вам только сообщил, что среди подписантов появилась новая фигура. И высказал свое личное мнение на этот счет. Если вы имеете право, то и я его имею, – возмутился Кушаков. – В моем кабинете мне еще и рот затыкают. Идите и работайте с учетом новой информации.
Когда офицеры покинули кабинет, заместитель директора ФСБ упал в кресло.
В разговоре он умолчал о том, что, говоря об энергичных мерах, вкладывал в слова совершенно конкретный смысл: разбираться со строптивыми подписантами любыми способами – от устрашения до устранения. Такой приказ был согласован и достаточно давно доведен до начальника управления ликвидации генерала Волосова.
Тут Кушаков словно запнулся: генерал что-то давно молчит. Что, все еще думает? Или готовит планы по реализации задания? Надо подбросить ему еще одну тему – Огнев.
Тем же вечером, когда в кабинете Кушакова шел разбор полетов по неудавшемуся ограблению, аналогичная встреча проходила на даче Дорошина, куда прямо из аэропорта приехал Хохлов.
Помолчали.
– Жалко твоего парня, – наконец прервал затянувшееся молчание Александр Максович.
– Действительно жалко. Но простит меня его душа, рано или поздно это должно было случиться. У него на роду было предначертано. – И уж совсем цинично добавил: – Он все больше и больше становился опасен.
Дорошин согласно кивнул.
– Одно ясно, твои и мои бывшие начальники нас теперь в покое не оставят. Путь попытки компромисса, сами видите, куда привел. Впрочем, я их понимаю. Если они не утвердятся во власти, им всем конец. И меморандум у них как кость в горле. Поэтому, боюсь, не сегодня, так завтра они возьмутся за всех нас.
– Вы так уверены в этом? – переспросил Хохлов.
– Более чем. Поэтому я буду вынужден предложить «туда», – при этом Дорошин показал указательным пальцем в потолок, – более активные действия. Или переговоры, или атака с нашей стороны. Третьего не дано.
– Может, вы и правы.
Утром следующего дня был выходной – суббота. И опять, как и в первый их разговор, Кушаков встретился с Волосовым.
«Он что, специально это делает? – предположил боевой генерал. – Интересно, знает или не знает, что выходные для меня и семьи дело святое? Бывшие начальники знали и уважали. Если, конечно, не было экстраординарной ситуации».
На сей раз Петр Семенович решил не встречаться с Волосовым на нейтральной территории, а вызвал его в свой кабинет. Разговор наверняка вновь будет тяжелым, так я уж лучше подстрахуюсь и запишу его речи. Кстати, жаль, что вчера не записал пассажи Мацкевича, наговорил с три короба, аналитик чертов. Придет время, за каждое слово ответит. Что он, что Волосов – одного поля ягоды.
Ровно в десять утра начальник управления Л-7 был в приемной заместителя директора ФСБ, но тот продержал генерала перед закрытой дверью добрые полчаса. Пусть знает свое место. Но Волосова такими «мелочами» уже давно пронять было нельзя. Поэтому, когда он вошел в кабинет, его лицо сохраняло полную невозмутимость.
– Как идет подготовка к операции? – с места в карьер, не здороваясь, начал Кушаков.
– Если вы имеете в виду то устное поручение, которое вы мне дали давеча на загородной прогулке, то никак.
Как ни странно, Кушакова более всего возмутило непривычное для его кабинета слово «давеча».
– Что так? – слегка повысив голос, спросил он. Подобное развитие разговора Петр Семенович предполагал.
– Хотя вы и пытались использовать моих людей как слепых котят, я навел справки. И не считаю, что имею право применить экстраординарные меры.
– Какое право вы имеете считать или не считать? Вы получили приказ, так исполняйте!
– Вы прекрасно осведомлены, что приказы на ликвидацию отдаю только я. И решаю только я. И знаете единственного человека в нашей иерархии, кто может его санкционировать. Я вам уже сказал, что у меня такой санкции нет.
Кушаков решил зайти с другого конца.
– Позвольте полюбопытствовать, кто ваш, так сказать, консультант? У кого вы могли навести справки?
– Поскольку в наших структурах я понимания не нашел, я обратился за разъяснениями к единственно знакомому на якобы противоборствующей стороне человеку.
От этого признания все еще стоящего перед ним высокого седого генерала, которому хозяин кабинета так и не предложил присесть, у Кушакова свело дыхание.
– У кого именно?.. – с большим трудом выдавил он из себя.
– У Бориса Николаевича Уралова, – просто и ничуть не красуясь своими возможностями, сообщил Волосов. – Меня ему на баррикаде у Белого дома в девяносто первом представили. Между прочим, я уже тогда был генералом. Это к тому, чтобы вы ничего лишнего не подумали.
– И что он сообщил?
– Предложил вам не искать соринку в чужом глазу. Ни о каком заговоре не слышал и никогда бы в нем не участвовал. Петр Семенович, задумайтесь. – Волосов перешел на доверительный тон, чего никогда бы себе не позволил. – Ну как люди, облеченные властью, могут плести заговоры?
– Могут. Вы не знаете оперативной информации. И хватит мне тут эмоции выплескивать. Я вас вызвал не для этого, а чтобы сообщить еще одну фамилию в дополнение к предыдущим: Огнев. И еще раз приказываю перейти к решительным действиям! В противном случае можете подавать в отставку, как вы грозились при первой нашей встрече. Мы подберем вам достойную замену. Никто вам не позволит в этих стенах оспаривать приказы вышестоящего начальства.
– Я сам разберусь, что мне делать и как поступать.
Гнетущее состояние, которое не покидало Волосова все последнее время, лишь усилилось после команды, полученной от Кушакова. Палач! На него и смотрят как на палача. И этот прыщ тоже…
Он быстро вышел из приемной и, несмотря на уже немолодой возраст, быстро взлетел на три этажа выше, в свой пеналообразный кабинет, чем-то напоминавший гроб.
– Так пусть он таковым и будет, – вырвалось у генерала на пороге.
Кушаков все еще прослушивал запись, которую сделал во время разговора, как в кабинет без приличествующего этому разрешения ворвался порученец. Подняв на него недовольный взгляд, Петр Семенович понял, что случилось нечто серьезное.
– Волосов застрелился. В своем кабинете, – выпалил порученец.
Первое, о чем подумал заместитель директора ФСБ в эту минуту, – оставлять магнитофонную запись или стереть.
Испорченное лето
Май 2005 года. Париж – Лондон – Нормандия – Москва. 10 месяцев до объявления референдума
Глава 1
Мобильный телефон зазвонил в семь утра.
И хотя Александр уже не спал и ворочался в постели, окунувшись в негу прохладного нормандского утра, он, как бывает только спросонья, сильно растревожился. Кто бы мог так рано звонить, да еще практически на неизвестный номер? Правда, в Москве уже девять часов.
– Слушаю! – резко и недружелюбно прорычал он в трубку и в ответ услышал хорошо знакомый доброй
