– Вы отдаете нам то, что вам не принадлежит, и забываете о нашей встрече. Вас довезут до города, вы по-христиански похороните брата, и на этом мы разойдемся. Идет? – Ренат присел на корточки и заглянул в глаза Комову.
– Кто вы?
– Какая разница? То, что есть у вас, принадлежит нам.
– Пошел ты! – вырвалось у Андрея Борисовича, и он, еще не задумываясь о последствиях, плюнул в лицо Ренату. – Это ты убил брата!
– Он сам убил себя. Ваш брат имел непростительные для полковника ФСБ слабости. Мало того, что он гомосексуалист, так еще и педофил.
– Врешь!
– Я понимаю, Андрей Борисович, вы находитесь в состоянии аффекта, иначе бы не называли меня на «ты». Это чистая правда. Вспомните ваше детство, неужели у него не было порочных наклонностей? Он не дружил с девочками.
– Скоты! Ничего вы от меня не получите! Тимур ногой ударил Комова в бок. И вновь мир уменьшился до яркого светового пятна. Боль парализовала тело, но не волю.
– Андрей Борисович, вы меня хорошо слышите? – прозвучал вкрадчивый голос Рената. – Вы, как человек умный, должны понять, мы вас бьем так, чтобы не осталось синяков, а значит, собираемся отпустить. Не упорствуйте, скажите, где информация?
Доктор Комов только хрипел, отплевывался. Он лежал на траве, подтянув ноги к животу.
– Сейчас боль пройдет, – продолжал Ренат, – и вы поймете, как были не правы. Зачем страдания, зачем спор, когда все решается просто? Вы забываете о нас, мы – о вас, – Ренат достал носовой платок и вытер с лица плевок. – Я понимаю ваше состояние.
Тимур занес было ногу, чтобы еще раз ударить Комова, но Ренат остановил его:
– Пусть отдышится, пусть немного подумает. Место здесь глухое, мы можем продолжать до самого вечера.
Комов ощутил, как к нему возвращаются силы, но он еще не настолько окреп, чтобы подняться на ноги.
– Ни хрена вы от меня не получите, ублюдки!
– Он еще не понимает, – покачал головой Ренат. – Ты уверен, что при нем ничего нет?
– Я же обыскал его. По-доброму не понимает, скотина! – и Тимур набросился на Комова, схватил за грудки, приподнял над землей, а затем со всей силы отшвырнул от себя.
Вирусолог упал спиной на небольшой, размером с кулак, камень. Хрустнул позвонок. Ноги Андрея Борисовича задергались в конвульсиях. Он протяжно застонал.
Ренат бросился к нему. Первым движением было приложить ладонь к сердцу – бьется ли? Ахмедшин ощутил под пальцами компьютерный диск с надписью «Реквием». Моцарт. Часть первая", извлек его.
– Вот он, – тонкая улыбка тронула губы. – Дурак, – бросил он Тимуру, – посмотри, что ты наделал. Мы бы могли его отпустить, а ты позвоночник ему сломал.
Комов синел на глазах.
Ренат раздумывал недолго:
– Добей его и закопай. Теперь уже ничего не поделаешь, – он забросил компакт-диск в кейс, захлопнул крышку, сел в машину.
Тимур дождался, пока машина Рената исчезнет в лесу, и присел на корточки. Он смотрел, как мучается Комов, молча курил. Когда сигарета догорела до фильтра, он вытащил из-под сиденья короткоствольный пистолет с массивным глушителем и не раздумывая дважды выстрелил в голову ученого. Комов дернулся и затих.
– Вот и все, – пистолет исчез в кармане.
Тимур натянул на голову мертвому Комову черный полиэтиленовый мешок для мусора и забросил тело в проход между сиденьями. Действовал он быстро, знал, тело скоро окоченеет, и тогда его не засунешь в машину, придется ломать кости.
На лице Тимура не отражалось никаких эмоций, человек просто ждал, когда начнет смеркаться.
Когда на небе зажглись первые звезды, он запустил двигатель и с выключенными фарами неторопливо поехал по лесной дороге. Лес был грязный, заваленный строительным мусором, трава уже проросла сквозь давно брошенные автомобильные покрышки. Вскоре машина очутилась на укатанной грунтовой дороге, ведущей к карьеру. В правом углу чаши карьера замер экскаватор с ажурной стрелой, два бульдозера жались к синему вагончику, на окнах которого подрагивали на ветру металлические ставни. Прожектор на деревянном столбе был потушен.
– Эй! – крикнул Тимур, его одинокий голос разнесся в карьере.
Никто ему не ответил. С левой стороны карьер, из которого брали песок для подсыпки дорог и уже давно не разрабатывали, в песке проросли полынь и лебеда. Неподалеку располагалось мрачное бетонное здание то ли насосной станции, то ли трансформаторной, из-за него и остановили разработку.
Тимур выволок труп из машины и потащил его, держа за ноги, в самый дальний край карьера. Отыскал глубокую яму, на дне которой плескалась грунтовая вода, и сбросил мертвого Комова в углубление. Брызги холодной воды ударили Тимуру в лицо. Он греб песок руками, сталкивая его ногами в яму.
Через полчаса Тимур уже мыл руки в лужице возле экскаватора.
– Хороший здесь песок, мелкий, – пробормотал он, – песчинки одна к одной. Такой только в пакеты фасовать и отправлять в Германию для детских песочниц.
Битый час Глеб Сиверов сидел в машине метрах в пятидесяти от входа в академический институт. В салоне негромко играла музыка, лицо Глеба оставалось спокойным, руки лежали на коленях.
«Да, тяжело пришлось Потапчуку. Я никогда не видел генерала таким растерянным. Он до последнего не видел связи между шантажом полковника Комова и гибелью Смоленского, но, когда пропал брат полковника Андрей Комов, прилетевший на похороны, Федор Филиппович кусал локти.., и конечно же вновь был виноват я, что не настоял на своем…»
Мысль пришлось прервать: Глеб увидел Николая Матвеевича Горелова, лишь тот вышел из двери, о чем-то оживленно беседуя с молодой привлекательной женщиной в коричневой норковой шубе. Горелов довел ее до «Фольксвагена», женщина сама открыла дверь, улыбнулась на прощание своему шефу, села в машину. «Фольксваген», ловко сдав назад, вырулил со стоянки.
– Маслицина Екатерина Олеговна, – негромко произнес Глеб. – Смотрим дальше.
Горелов немного постоял, глядя вслед автомобилю, а затем торопливо направился к своей машине. Он долго возился, двигатель не хотел заводиться. Но наконец из выхлопной трубы вылетело облачко голубого дыма. Мотор заурчал, и Горелов выехал со стоянки.
Тут же из боковой улицы, на которой затаился Глеб, но с другой ее стороны, вслед за машиной Горелова помчался темно-синий «Ниссан».
– Вот оно как, – сказал Сиверов, резко поворачивая руль вправо и разворачиваясь прямо на проезжей части. Он устремился вслед за темно-синим «Ниссаном», в салоне которого сидел крепко сбитый мужчина. Глеб его видел мельком, но лицо мужчины ему не понравилось сразу же. Интуиция не подвела Глеба и на этот раз.
«Следит за Гореловым. Потапчук говорил, что его людей не будет. Значит, он тот, кто мне нужен. Ну, давай же, давай!»
Глеб держался в отдалении, его серая «Тойота» абсолютно не выделялась из потока автомобилей. Номер преследователя Глеб запомнил.
«Приеду, пробью, – решил он, – узнаю, кому принадлежит джип, наведу справки о хозяине. Хотя… Вряд ли это что-нибудь даст, может, я ошибаюсь, может, совпадение. Конец рабочего дня, человек возвращается домой, кого-то ждал, не дождался и решил поехать. Лучше прослежу».
Через полчаса он уже знал доподлинно: темно-синий «Ниссан» проводил машину Горелова почти до дома. Не въезжая во двор, машина остановилась, мужчина вышел из салона, вошел в арку. Глеб следом не пошел, бросил свою машину на противоположной стороне улицы, поймал такси, пересел в него и сказал водителю, когда тот задал законный вопрос:
