– Да, конечно, – удивленно ответил я.
– Дайте документ, Дюран, – сказал мэр. Затем он прочитал:
– Чушь! – сказал я. – Вы действительно верите, что это написано его собственной кровью?
– Я проверю это, – сказал Фортон. – Запрошу месье Леме-ра, хотя у меня и без этого много работы.
– Обратите внимание, – сказал Ле Биан, протягивая мне список, – внизу имеется подпись:«Аббат Сорге».
Я с любопытством поглядел на бумагу.
– Да, это Черный монах, – сказал я. – Он был единственным, кто мог писать на бретонском. Очень интересное открытие, хотя бы потому, что наконец рассеялась тайна, покрывавшая исчезновение Черного монаха. Вы, конечно, отошлете бумагу в Париж, Ле Биан?
– Нет, – уперся мэр, – она будет захоронена в той же яме, где лежат останки Черного монаха.
Взглянув на него я понял, что любые аргументы будут бесполезны, но все же сказал:
– Это будет потерей для исторической науки, месье Ле Биан.
– Тем хуже для нее, – ответил просвещенный мэр Сэн-Гилдаса.
Разговаривая между собой, мы неторопливо вернулись к могиле. Банналекские рабочие переносили кости английских солдат на кладбище Сэн-Гилдаса, где уже виднелись женщины в белых чепцах и темная ряса священника. Они готовились к молитве среди кустов небольшого кладбища.
– Они были ворами и убийцами, но теперь они мертвы, – пробормотал Макс Фортон.
– Уважайте мертвых, – отозвался мэр, наблюдавший за бан-налекскими рабочими.
– В документе было написано, что Мари Тревек, живущая на острове Груа, была проклята монахом – проклята она и ее потомки, – сказал я,тронув руку Ле Биана. – Была некая Мари Тревек, вышедшая замуж за Ива Тревека из Сэн-Гилдаса.
– Это она и есть, – сказал Ле Биан, искоса глядя на меня.
– О! – воскликнул я, – так они были предками моей жены!
– Вас не страшит проклятие? – спросил Ле Биан.
– Что вы! – рассмеялся я.
– А тот случай с Пурпурным императором? – нерешительно спросил Макс Фортон.
Я невольно вздрогнул и посмотрел на аптекаря. Затем пожал плечами и стал пинать булыжник, лежащий на краю могилы и почти полностью скрытый в земле.
– Вы что, думаете Пурпурный император допился до безумия оттого, что был в родстве с Мари Тревек? – спросил я презрительно.
– Разумеется, нет, – поспешно ответил Макс Фортон.
– Разумеется, нет, – повторил мэр. – Я только… Послушайте, что вы там пинаете?
– А что? – сказал я и, машинально ударив ногой еще раз, поглядел вниз. Округлый булыжник, освободившись от земли, выкатился к моим ногам.
– Тридцать девятый! – воскликнул я. – Черт возьми, это котелок Черного монаха! Гляньте! Вот и клеймо на лбу!
Мэр отступил, за ним и Макс Фортон. Последовала пауза, во время которой я глядел на них, а они на все что угодно, кроме меня.
– Мне это не нравится, – сказал наконец мэр сиплым высоким голосом. – Мне это не нравится. Он вернется в Сэн-Гилдас, когда его останки будут потревожены, гласит документ. Я… мне это не нравится, месье Даррел!
– Бред! – сказал я. – Этот чертов монах сейчас там, откуда нет выхода. И ради бога, Ле Биан, не говорите мне больше подобные глупости.
Мэр странно посмотрел на меня.
– И он написал: «англичанин», а вы англичанин, месье Даррел.
– Вы знаете, что я американец.
– Это одно и то же, – сказал мэр Сэн-Гилдаса упрямо.
– Нет не одно! – возразил я и раздраженно пнул череп. Он скатился в яму и замер на дне.
– Закопайте его, закопайте и бумагу, если вы так настаиваете, – сказал я, – хотя, по-моему, вам следует отослать документ в Париж. Не хмурьтесь, Фортон, ведь вы не верите в оборотней и приведения. Эй! Что это с вами, Ле Биан? На что вы так уставились?
– Пойдемте, пойдемте, – бормотал мэр непослушными губами. – Пора уходить отсюда. Вы видите? Вы видите, Фортон?
– Вижу, – прошептал Макс Фортон, бледный от страха. Спустя секунду они уже бежали по залитому солнцем пастбищу, и я бежал за ними, требуя объяснить в чем дело.
– А в том! – дребезжащим голосом закричал мэр, задыхаясь от ужаса. – Череп опять выкатился из ямы! – И он ударился в бешеный галоп. Макс Фортон не отставал от него.
Я наблюдал, как они, не разбирая дороги, несутся по пастбищу, и заинтригованный возвратился к могиле.
Череп лежал на том же месте. Секунду я стоял, глядя на него. Внезапно холодная дрожь прошла по моему позвоночнику. Я повернулся и пошел назад. Пот капал с каждого волоска на моей голове. Я прошел шагов двадцать, и вдруг меня поразила абсурдность происходящего. Я остановился и пошел назад с пылавшим от стыда и досады лицом.
Череп лежал на том же месте.
– Вероятно вместо черепа я сбросил туда камень, – сказал я сам себе. Затем прикладом ружья столкнул череп в яму и проследил, как он катился вниз. Как только череп коснулся дна, Мом, мой пес, поджал хвост, заскулил и бросился бежать.
– Мом! – кричал я, удивленный и рассерженный, но пес только ускорял бег. От изумления я не мог вымолвить ни слова.
– Что случилось с собакой? – думал я. – Никогда раньше Мом не позволял себе таких выходок.
Машинально я заглянул в яму, но не увидел черепа. Он лежал у моих ног, касаясь их.
– Боже! – вырвалось у меня. Ни о чем не думая, я ружейным ложем сильно ударил по черепу. Он несколько раз перевернулся в воздухе и скатился по откосу в яму. Затаив дыхание я смотрел на него. Мысли путались в голове. Я отступил от ямы на шаг, не теряя черепа из виду. Пятясь, я сделал второй, десятый, двадцатый шаг. Я вел себя так, будто он выкатился из могилы у меня на глазах. Наконец я повернулся к яме спиной и зашагал по пустоши к дому. Выйдя на дорогу, ведущую из Сэн-Гилдаса к Сэн-Жульену, я мельком глянул через плечо. Солнце отсвечивало на дерне. На краю могилы белело что-то округлое. Это мог быть и камень, которых множество валялось на месте раскопок.
II.
Когда я вошел в сад, я увидел Мома, разлегшегося на каменном крыльце. Он поглядел на меня виновато и завилял хвостом.
– Ты чего испугался, дуралей? – сказал я, выглядывая Лиз в окнах второго этажа.
Мом перекатился на спину и, как бы защищаясь, поднял передние лапы.
– Не делай вид, будто я каждый день порю тебя до полусмерти, – сказал я рассерженно. За всю свою жизнь я не ударил ни одно животное. Глупый пес, – продолжал я, – тебе не хватает только того, чтобы тебя укачивали и пеленали, хотя Лиз может этим заняться, если пожелает. Мне стыдно за тебя. Убирайся к черту.
