— Увы, в недобрый час задушил один из узников, не осознающий необходимости смирения и послушания, моего предшественника на этом скромном посту, — горестно покачивая головой, сообщил Игнасиус.
Денис подумал, что если предшественник библиотекаря был хотя бы вполовину столь же многословен, то лично он душой и телом солидарен с упомянутым душителем. Что ж, теперь надо что-то сказать… поддержать разговор.
— Мне горько осознавать, что все великолепие библиотеки замка Флур навеки останется недосягаемым для меня, — патетически проворковал Денис, одновременно мечтая оказаться подальше и от замка, и от библиотеки, и от ее хранителя вкупе с хозяином. — Думается мне, что и сам этот замок есть величайшее творение искусства, ибо вижу я, что кладка стен этих несет на себе печать великого мастерства…
Ничего такого, ясное дело, в мрачной каменной кладке Жаров не видел. Просто вспомнились вдруг слова Таяны, как-то вскользь оброненные, что гномы являлись наиболее почитаемыми строителями в Империи. И неудивительно было, что все благородные господа, кто дела ради, а кто из одного лишь желания пустить пыль в глаза окружающим, всячески стремились завлечь немногочисленных подземных жителей, готовых за полновесное золото вкалывать на поверхности, на постройке своих родовых гнезд.
Как оказалось, он попал в точку.
— Сразу видно знатока, уважаемый, сразу видно! — чуть не взвыл от восторга экс-библиотекарь. — И ум ваш пытливый не подвел, в самом деле не человеческие руки обтесывали камень что лег в нерушимые стены великого замка Флур…
И пошло-поехало… Видать, брошенная наугад фраза затронула какую-то плотину в душе Игнасиуса Курфа, пробив ее навылет, — и теперь из тощего извергался неиссякаемый фонтан красноречия. Жарову же оставалось с тоской корить себя за неосторожные слова и, сдерживая зевоту, ждать окончания кажущегося бесконечным монолога.
В течение ближайшего часа он узнал массу фактов из жизни благородного барона Берга ди’Флура, построившего замок в незапамятные времена. Барон, при жизни прозванный Хитрецом, имел массу достоинств помимо умения недурственно владеть оружием. Где лестью, где подкупом, где запутанными интригами, а где и прямой силой барон Берг сумел существенно расширить доставшиеся ему от отца крошечные владения и в достаточной мере набить свои сундуки золотыми монетами, чтобы иметь возможность пригласить гномов для строительства величественного замка, которому надлежало стать на века пристанищем славного рода ди’Флуров.
Он же начал и собирать библиотеку, о которой заговорили уже лет через двадцать. Последующие поколения, как это обычно и происходит, вели себя по-разному. Кто пополнял собрание книг редкими экспонатами, а кто и порядком прореживал уникальное собрание сочинений… Но одной лишь тягой к литературе таланты барона не исчерпывались.
Одним из чудачеств барона как раз и была эта тюремная камера, с легкой иронией названная им последней обителью. По всей видимости, барон понимал, что рано или поздно один из его сыновей, не желая ждать наследства, захочет убрать папулю куда-нибудь с глаз подальше. А потому и была построена величественная башня, построена гномами — и за немалые деньги. И барон издал указ, гласивший, что единственная камера новой тюрьмы предназначена лишь для людей благородной крови, своим бесстрашием, мудростью или иными талантами достойных окончить свои дни в зачарованном гномьеи магией застенке.
Была в этих стенах магия или нет, о том доподлинно было неизвестно. А вот что было известно точно, так это тот факт, что, дожив до седых волос, барон и впрямь не на шутку увлекся черной магией, якшался чуть ли не с демонами и вообще вел образ жизни, отнюдь не подходящий для человека благородного сословия.
Стоило ли сомневаться, что в один далеко не прекрасный момент за седым Хитрецом захлопнулась толстая каменная дверь последней обители, а в баронское кресло опустилась худая задница старшего из его предприимчивых отпрысков. Просидел он там недолго — дня то ли два, то ли три. А потом началась вполне ожидаемая в подобном случае разборка из серии «кто круче», в ходе которой о старике напрочь забыли. Все забыли, включая тогдашнего смотрителя тюрем… ну, его позже повесили, как водится, но суть не в этом. А суть в том, что когда последний из уцелевших наследничков вспомнил о корнях и решил порадовать папочку вестью о том, что дело рода ди’Флур теперь в надежных руках, последняя обитель оказалась пуста.
Вернее, не совсем пуста. Посреди круглой камеры стоял величественный рыцарь, облаченный в фамильные доспехи рода ди’Флуров, да только под кованым железом были лишь выбеленные временем кости да скалил источенные временем зубы череп, смотря невидящими провалами глазниц сквозь прорези тяжелого шлема. Ну, как уже говорилось, смотрителя тюрем повесили, а поскольку крайнего все же надо было найти, заодно рядышком вздернули и другого слугу, которому надлежало приглядывать за оружейной, хотя он, поминутно поминая Светлую Эрнис, клялся, что еще намедни фамильная реликвия исправно занимала положенное ей место… ну, клятвы клятвами, а факт, как говорится, налицо…
Посовещавшись, наследник и челядь решили, что тут не обошлось без черной магии. Приглашать профессиональных Колдунов для разбирательства не стали — и магов не слишком баловали, и потом, мало ли что они пронюхают. К отцеубийствам ни тогдашний Император, ни последующие с излишней терпимостью не относились, благо сами имели в чем-то схожие проблемы. А потому останки папеньки предали очистительному огню — доспехи сынок в последний момент все же пожалел — да на том дело и закрыли.
Внезапно смотритель хлопнул себя по лбу.
— Ох, уважаемый, беседа наша столь прекрасна, что совсем забыл я о времени, ибо труды каждодневные зовут меня все настойчивей.
— Труды — это весьма серьезно, друг мой. — Душа Дениса пела. Похоже, пытка разговорами подошла к концу. — Ибо лишь трудом своим можем мы заработать достойное место в этой жизни, и…
Он и сам не знал, как закончить фразу, но этого и не понадобилось. Игнасиус последний раз поклонился, пробормотал что-то типа «Не скучайте, уважаемый, нам еще предстоит поговорить о многом» и скрылся за дверью. К чести смотрителя, задвинуть массивный засов он не забыл.
Денис остался один среди мрачных каменных стен. Небольшой язычок пламени над масляным светильником, то ли случайно забытым, то ли намеренно оставленным экс-библиотекарем, немного разгонял тьму. Жаров сел, стараясь не дергать ногой — шипы при каждом неосторожном движении норовили проткнуть кожу и, возможно, уже кое-где сделали свое черное дело. Теперь можно было разглядеть кандалы как следует. Кольцо, обхватывавшее ногу, было заперто на громоздкий замок, дужка которого была толщиной чуть ли не в палец. При необходимости Жаров сумел бы, пожалуй, открыть это архаичное создание местных ремесленников, тем более что его не раздели и даже толком не обыскали. Только оружие отняли — но кольца, крепившие кинжал к поясу, можно было разогнуть, получив при этом пятнадцатисантиметровый кусок толстой проволоки… вряд ли уж замок особо сложен.
Другое дело, что, даже справившись с замком и избавившись от цепей, он вряд ли сможет выбраться из камеры. Дверь — единственный выход отсюда — была надежно заперта снаружи, никаких окон или иных отверстий не было и в помине. Он прислушался — где-то капала вода. Сразу же весь организм просто завопил от желания немедленно глотнуть хотя бы немного жидкости…
Путь к источнику звука было долог — конечно, эти пять шагов в иное время заняли бы мгновения, но сейчас следовало поберечь ногу. Не желая раньше времени избавляться от оков — мало ли, вдруг тюремщику стукнет в голову проведать своего поднадзорного, — он просто оторвал подол рубахи и изобразил из ткани что-то вроде прокладки между шипами и кожей. После этого он смог более или менее спокойно двигаться.
Вода сочилась из отверстия в стене — неглубокая ниша, в которой стояла маленькая оловянная чаша. В чашу капала вода — неспешно, ровно настолько, чтобы наполнять емкость к тому моменту, когда заключенный начнет терять рассудок от жажды. Сейчас чаша была полна, и Денис с наслаждением проглотил холодную чистую воду, подумав, что для полного счастья таких вот емкостей надо выпить подряд три-четыре. Увы, теперь следовало ждать, пока посуда наполнится снова.
Кап… первая капля упала на дно чаши. Кап — вторая.
Теперь следовало бы обдумать, что делать дальше. Из вороха информации, вываленного словоохотливым смотрителем баронских тюрем, полезного было не так уж и много. Прежде всего Жарова
