Поверните половинки шара относительно друг друга и поместите его на Пьедестал. Через десять ударов сердца раскроется портал. Вы можете взять Ключ и войти в портал — тогда он закроется за вами. Увы… скорее всего вернуться вам не удастся. Ключей когда-то было пять… и, если верить дошедшим до нас легендам, четыре были использованы именно так. Никто не вернулся. Если оставить Ключ на постаменте, то портал будет держаться до вашего возвращения. Но если кто-то в ваше отсутствие прикоснется к нему… сам понимаешь.
Денис попытался почесать затылок, убедился, что это невозможно, и вздохнул.
— Все это напоминает какую-то игру. Пойди туда, найди то, потом пойди сюда, найди это, отдай тому. Вам не кажется, Оракул, что вся цепочка событий выглядит несколько натянуто?
— Учитывая, что жить мне осталось не более нескольких часов, — невесело усмехнулся Дерек, — не кажется. Имей в виду, независимо от того, сделаете ли вы то, что нужно, или нет, мне вы помочь уже не сможете. А вот помогать или не помогать этому миру — решать вам. Если что-то высосет из него всю магию… сначала вымрут некоторые чисто магические создания. Их немного, и в этом мире они не играют особой роли. Потом погибнут урги, гномы и эльфы. Их жизнь в какой-то мере основывается на магических потоках. Они продержатся долго, но не вечно. При нынешних темпах оттока магии… не знаю, лет сорок- пятьдесят. Может, сто. Людям в этот раз, возможно, ничего серьезного не грозит… хотя я, признаться, не способен заглянуть очень уж далеко в будущее. Но в любом случае маги из этого мира исчезнут.
— Допустим, я не желаю смерти эльфам или гномам… гномов я в глаза не видел и ничего хорошего о них не слышал, но с эльфами мне как-то приходилось сражаться плечом к плечу. — Жаров нахмурился, пытаясь понять, был ли в словах Дерека подтекст. — Но если исчезновение магии ничем не грозит людям…
— О, Светлая Эрнис, почему же в наш мир не занесло какого-нибудь ученого, а не обычного солдата, — вздохнул волшебник. — Дьен, подумай головой ради разнообразия. Вспомни, с чего все началось. Законы, управляющие миром, формируются тысячелетиями, десятками, а может, и сотнями тысячелетий. И если законы радикально изменятся за какую-нибудь жалкую сотню лет, Границы могут не выдержать. Исчезновение одного из фундаментальных законов этого мира может… я подчеркиваю, может привести к тому, что Границы прорвутся. А может, и устоят… Но ты, — голос волшебника источал яд, — ты можешь махнуть на все рукой. Свой век ты доживешь спокойно.
Похоже было, старый маг разбушевался не на шутку, а может, отдав этому миру тысячу с лишним лет жизни, магистр и в самом деле очень близко к сердцу воспринимал его будущее — куда ближе, чем любой обыватель, чей век — максимум сотня лет, да еще если повезет. В любом случае спорить с ним сейчас Жаров не собирался.
— Хорошо, Дерек, я подумаю об этом позже. Мы отправляемся в Хрустальную Цитадель завтра утром.
— Это хорошо, — голос мага заметно слабел, и теперь, когда из интонаций ушел гнев, стало ясно, что магическая связь может порваться в любое мгновение, — мне остается только пожелать вам удачи. Этот ваш спутник, тьер, он с вами?
— У нас вышла размолвка, и он… в общем, он нас покинул.
— Это плохо… я не могу читать судьбу тьера, он магическое создание, но он как-то связан с вами. Вы трое… Денис, все мое искусство бесполезно, когда речь идет о тебе, линию судьбы тьера я тоже не вижу, но Таяна — теперь и ее дорога скрылась от моих глаз. Объяснение этому только одно: ваши пути слились. Берегите друг друга… и помните, тьер нужен вам. Зачем, для чего… не могу… сказать… не знаю… но…
Голос старого волшебника становился все тише, и даже сам он, казалось, теряет форму, расплываясь, иногда становясь немного прозрачным. Видимо, время Дерека дер Сана стремительно истекало.
— Прощайте, магистр.
— Прощай, Дьен… удачи…
Денис проводил взглядом тающую в воздухе фигуру Дерека и задумался. Что ж, все опять свелось к Границам, к непонятным, таинственным, неощутимым и не поддающимся никаким приборам пленкам, отделявшим миры друг от друга. Пока целы эти мембраны — миры варятся в собственном соку, ничуть не беспокоясь о соседстве с иными пространствами. Но стоит пленке разрушиться — хотя бы на малом участке, — и тогда пространства начинают смешиваться. Каждое передает соседу капельку своих… нет, речь не о физическом взаимодействии. Происходит смешение фундаментальных законов природы. Если они мало отличаются друг от друга, то миры даже не заметят слияния… но если они различаются достаточно сильно, то наложение принципиально различных законов может породить что угодно. Любые мыслимые и немыслимые катаклизмы — вплоть до полного нарушения стабильности мироздания, как произошло в свое время с Гаванью Семи Ветров. Один раз Жарову уже пришлось участвовать в предотвращении подобной катастрофы. Означает ли это, что теперь подобного рода дела станут его повседневной обязанностью?
В любом случае, похоже, скучать в ближайшее время не придется.
Тернер похлопал ладонью по морщинистому стволу дерева. Этот великан помнил седые времена, может быть, под его ветвями проходили армии, блистая железом, проплывали овеянные славой боевые знамена, полководцы вели войска в бой за правое дело. Те времена прошли — теперь это было просто старое дерево, одиноко стоящее неподалеку от опушки леса, прямо у дороги. Сколько ему осталось? Тернер был старше, гораздо старше этого великана и, если на его магическую шкуру не найдется управы, будет жив еще долго после того, как морщинистый ствол и раскидистая крона исчезнут из памяти людской.
Сейчас дереву предстояло опять увидеть воинов. Только теперь не мужественные легионеры следуют дорогой чести… теперь здесь сойдутся убийцы, сделавшие это дело своей профессией, и их наемники, прельстившиеся немалой толикой золота и обещанием еще большего в будущем, и их жертва. Почти три десятка профессиональных магов и охотников за чужими жизнями с одной стороны — и он, Тернер, с другой. Что и говорить, весьма неравнозначные силы.
Одним прыжком, глядя на который любой понял бы, что у прыгуна с человеком нет ничего общего, Тернер взлетел на толстую ветвь, расположенную на высоте трех его ростов от земли. Еще прыжок, еще… последний был не слишком удачен — ветвь, оказавшаяся слишком старой, обломилась под тяжестью Тернера. На пальцах мгновенно выросли длинные когти, они впились в дерево, остановив падение. На какое-то мгновение Тернер повис в воздухе на высоте чуть ли не полусотни локтей[1]. Не то чтобы его волновало падение — но тогда придется опять забираться наверх и терять время. Решив больше не доверять ненадежным ветвям, Тернер полез вверх, оставляя в коре глубокие порезы — пожалуй, даже кошка не угналась бы за ним. В считанные секунды он вскарабкался на самую вершину и огляделся.
Далеко, почти у самого горизонта, отлично видимые отсюда, двигались люди. Их было много, даже немного больше, чем ожидалось. Тернер подумал, что стоило ночью побродить вокруг лагеря охотников. Ему в целом было не так уж и важно — двадцать, сорок или сто. Ни воинов, ни колдунов он не боялся. Тернер не считал себя неуязвимым, но он был воином — и верил в себя. И еще за тысячу лет вполне научился правильно оценивать собственные силы.
Ему просто не хотелось убивать врагов. Впервые в жизни. Размолвка с Таяной отдавалась болью в его душе. Тернер никогда не подсчитывал, сколько людей и нелюдей ему пришлось уничтожить за долгие века, но впервые он задумался о том, что иногда милосердие может быть важнее, чем общение. Не то чтобы он согласился с таким взглядом на жизнь — но… но сейчас он не хотел бойни.
И все же хищник в его душе был силен — теперь, после пятидневного бегства, он настоятельно требовал боя. Тернер понимал, что Охота идет не только за ним — угроза Денису и Таяне была ничуть не меньшей, а пожалуй, гораздо большей, поскольку Дьен, несмотря на всю загадочность его появления в этом мире, был весьма посредственным бойцом. Да и Таяна, хотя и считалась перспективной волшебницей, вряд ли смогла бы выдержать прямое столкновение даже с полудесятком профессиональных убийц. А с такой мощной командой — и подавно. И потому, уничтожив преследователей, он хотя бы в какой-то мере защищал и их, своих друзей. Значит, будет бой.
Глаза Тернера изменились, долина резко бросилась навстречу, фигурки людей стремительно вырастали в размерах, и теперь он мог разглядеть все — оружие, скакунов, доспехи тех, кто предпочитал облачиться в сталь, одежду остальных. И даже лица. Он вгляделся…
И замер.