– Нет.
– Тогда откуда?
– Есть или нет?
– Есть такое место, точно есть! И крест у кладбища совсем недавно поставили, его еще отец Михаил освящал. Это неподалеку от Латыголи. Но это если не дорогой ехать, а тропинкой идти.
– Или на велосипеде, – подсказал Холмогоров.
– Да, точно. И откуда вы про крест знаете, его совсем недавно поставили.
– Я уже говорил, что никогда прежде здесь не бывал. Вы покажете мне это место?
– Туда на машине не доехать, а пешком идти – километра три. Это если от конечной остановки городского автобуса. На велосипеде туда доехать можно, у меня два есть, один складной, на нем внук катается, а второй мой, дорожный, старый, но хороший.
– Отлично, едем прямо сейчас.
– Андрей Алексеевич!
Цирюльник никак не мог поверить в то, что советник патриарха может позволить себе ездить на велосипеде. Но Холмогоров убедил его в том, что достоинства своего этим “безумным” поступком не уронит.
Вконец растерявшийся церковный староста повел Холмогорова к себе в дом. Жил он в центре Борисова, в старой части, застроенной старыми одноэтажными домиками. Ворота дома Ивана Спиридоновича Цирюльника были выкрашены той же зеленой краской, что и ворота в доме Михаила Летуна. Двор окружал невысокий заборчик, через калитку в нем церковный староста и Холмогоров прошли к крыльцу. Зачем нужны огромные ворота, было непонятно. Они существовали словно сами по себе.
Перед домом Цирюльник поднял руку:
– Осторожно, у меня злая собака. Забренчала цепь, и из большой дощатой будки выбралась овчарка, холеная, досмотренная. Собака не залаяла, стала, широко расставив лапы, и пристально посмотрела на пришельца. Иван Спиридонович потрепал ее по загривку.
– Умная скотина, на хорошего человека лаять не станет, чует доброту. Вы, наверное, животных любите?
Холмогоров пожал плечами:
– Животные, как и люди, бывают разные.
– Вещи свои у меня дома оставьте, чайку попьем.
– Вещи в машине остались, а чай подождет, – Холмогоров даже не стал заходить в дом, присел на лавку у крыльца. – Лучше сразу поехать, Иван Спиридонович.
– Что вы хотите там найти? – опомнился церковный староста.
– Я ничего найти не хочу… Еще сам не знаю, – уклончиво отвечал Холмогоров.
– Странно все это.., но вам виднее, – и Цирюльник, бренча ключами, направился к сараю.
Он выкатил два велосипеда, с трудом подвел их к крыльцу. Один был большой, дорожный, с черной рамой, старый, каких теперь не выпускают, а второй – с маленькими колесами, складной, с виду какой-то несолидный.
– Вы не смотрите, что он неказистый, – сказал Цирюльник, – но ездить на нем очень удобно. Я бы вам предложил свой, но уже привык к нему, на других не могу педали крутить.
В глазах Ивана Спиридоновича до сих пор читался вопрос, почему Холмогоров решил ехать за город, что он там забыл и каким образом это решение связано с исчезновением отца Михаила.
– Едем. Показывайте дорогу.
– Если вы не против, то мы и Алису с собой возьмем? – предложил Иван Спиридонович. Собака, почуяв, что речь зашла о ней, тут же радостно завиляла хвостом. – Любит она со мной ходить.
– Конечно, не против, – сказал Холмогоров.
Иван Спиридонович принес из дому длинный брезентовый поводок, прикрепил его один конец к велосипедному багажнику, а другой к ошейнику.
– Не боитесь ее без намордника на улицу выводить?
– Алиса у меня смирная.
– Я не о ее характере. Милиция у вас в Борисове не штрафует за такие вещи?
– При мне Алиса никого не тронет, если только я ей не прикажу. Она, как и каждый сильный зверь, силу свою чует и зря ею не пользуется.
– “Вот бы и нам в Москве такие безоблачные отношения между владельцами собак и милицией!” – подумал Холмогоров.
Мужчины выкатили велосипеды на улицу. Андрей попытался вспомнить, когда в последний раз управлял велосипедом, получалось, что около пяти лет тому назад. Но старое умение не забывается. Пару раз велосипед ткнулся колесом в лежавшие на дороге камни, однако через два квартала Холмогоров уже умело объезжал препятствия. Ехал он чуть позади Цирюльника, Алиса бежала рядом с ним, то и дело заглядывая в глаза новому знакомому своего хозяина. Никто не обращал внимания на едущих на велосипедах мужчин. Такой способ передвижения был в Борисове нормой. В небольшом городе автобусы ходят редко, движение на улицах небольшое, велосипеды возле магазинов воруют нечасто.
На западной окраине Борисов уже мало чем напоминал город: типично сельская улица, одноэтажные деревянные дома, дымок, вьющийся над трубами. Асфальт плавно перешел в засыпанную крупнозернистым песком и хорошо укатанную дорогу. Холмогоров с трудом поспевал за пожилым церковным старостой. Тот ехал безо всякого видимого усилия, как казалось, лишь от нечего делать иногда прокручивал педали ногами.
"Красота-то какая!” – думал Холмогоров.
Лес уже наполовину пожелтел, воздух был напоен запахами холодной реки, прелой травы и осеннего вспаханного поля.
– Стоп, – сказал Иван Спиридонович и слез с велосипеда.
Алиса, с ходу понявшая, чего хочет от нее хозяин, подбежала к нему и замерла, задрав голову. Щелкнул карабин на поводке, и собака, радуясь свободе, помчалась по пустынной дороге. Теперь советник патриарха и церковный староста ехали рядом.
– Вы отца Михаила давно знаете?
– Еще по учебе в Загорске.
– Хороший человек, – Иван Спиридонович, ловко придерживая руль одной рукой, второй умудрился застегнуть куртку под самое горло.
– Мы давно собирались встретиться, да как-то времени не находилось.
– Это хорошо, что вы к нам приехали. Мне отец Михаил о вас рассказывал, будто вы места для строительства храмов определяете.
– Именно так.
– Ответственность большая.
– Любое дело человек должен делать ответственно.
– Если бы все жили как должно, рай был бы на земле, а не на небе, – вздохнул Иван Спиридонович.
– До рая нам всем еще ох как далеко.
– Забыли люди, что такое по-настоящему в Бога верить.
– Вы, Иван Спиридонович, уверены, что они раньше знали, как надо верить? Церковный староста усмехнулся:
– Не знаю, как там было раньше. Я все свои шестьдесят с лишним лет при советской власти прожил. Но сегодня люди про веру, точно, мало что знают. К примеру, когда мы с отцом Михаилом храм восстанавливали, то никак не могли с рабочими совладать.
– Что такое?
– – Приходим в храм, а они курят в Божьем доме, матом ругаются, будто не церковь ремонтируют, а публичный дом, прости меня Господи. Объясняешь им, смотрят на тебя, и видишь, никто из них не понимает, почему нельзя в церкви, если даже там службы нет, курить.
– Они хотя бы искренни в своем неведении, – усмехнулся Холмогоров. – Нельзя одним человеком быть в храме, другим – на улице. Если человек привык ругаться матом, то ему все равно, где это делать.
– Вот-вот, и я об этом же, – отозвался Иван Спиридонович. – Много народу сейчас в церковь ходит, но
