Мужчина и женщина стояли на обрыве, вглядываясь в сумрачную даль, призрачную и пугающую.
Глава 14
Самсон Ильич Лукин и два его напарника спешили в белорусский город Борисов так, словно их там ждали накрытые столы. Им и в голову не могло прийти, что человека, к которому они спешат, уже нет в живых. Двух телохранителей Лукин взял у Павла Изотовича, тот сам настоял на сопровождении. Оклад – вещь дорогая, в дороге может случиться всякое.
– Не бойся, – сказал Павел Изотович, – на твой бизнес я не посягаю, твое останется тебе. Ребята они тертые. Если нужно будет кого-нибудь прижать, они из него душу вытрясут. Документы у них подлинные, с моим участием сделанные, оба – помощники депутатов Государственной думы. Так что будь спокоен, ни одна свинья придраться к ним не сможет. И на оружие документы у них имеются.
Лукин не упрямился, понимая, что Павел Изотович, как обычно, прав. Джип тоже был из конюшни олигарха, далеко не худший, связь с “большой землей” имел надежную, не только сотовую, но и космическую. Портфельчик с раскладной параболической антенной лежал на заднем сиденье, прикрытый плащом Лукина.
– Вы, ребятки, так не гоните, жизнь-то у каждого одна.
– Мы всегда так ездим, по-другому не умеем. Безопасность гарантируем."
– Смотрите, вам виднее. Охранники повиновались Лукину беспрекословно. Чуть меньше тысячи километров для хорошего автомобиля не расстояние, водители менялись через каждые два часа. Даже самолетом путешествовать было бы не так комфортабельно, как на роскошном джипе. Самсон Ильич несколько раз вытаскивал из кармана пиджака свой потрепанный блокнот и читал заветный адрес Пацука. Ему казалось, что он выучил каждую букву, каждую цифру.
Когда переехали мост через Березину, Лукин попросил остановить машину. Он выбрался на обочину, размял затекшие ноги, потянулся, осмотрелся вокруг, втянул воздух, прохладный, уже осенний.
– Как здесь хорошо, благодать да и только!
– Хозяин, – обратился Лукин к владельцу старомодного велосипеда, – как нам на Садовую улицу заехать?
– Садовая? – задумался абориген в телогрейке, постучал сапогом по колесу велосипеда, плюнул под ноги, а затем неопределенно махнул рукой в сторону болота. – Вам туда надо ехать, там у кого-нибудь и спросите. Здесь ее нет, – мужик смотрел себе под ноги.
"Деревенщина неотесанная!” – подумал Лукин, подбрасывая на ладони дорогую зажигалку.
Мужик оторвал взгляд от сапог и принялся созерцать автомобиль.
– Значит, хозяин, ты не знаешь, где такая улица?
– Черт ее знает, где она? Но что есть такая, это точно. Езжайте через весь город, там ее и отыщите.
– И на этом спасибо. Едем!
Джип плавно тронулся и легко разогнался. Лунин оглянулся на мужика с велосипедом. Тот провожал машину взглядом, приложив ладонь ко лбу.
Минут через двадцать отыскалась Садовая улица, оказавшаяся грунтовым проселком. Единственный дом, стоящий на ней, был обозначен почему-то цифрой 9.
"Ив самом деле Пацук живет неплохо, – подумал Самсон Ильич, разглядывая основательный дом с новой железной крышей и выбираясь из машины. – Только место невеселое”.
– Пойдешь со мной, – сказал он одному из охранников. А ты жди в машине.
– Понял, – ответил шофер, раскуривая сигарету.
Охранник открыл калитку, пропуская Лукина вперед. Залаял пес, огромный, рыжий. На крыльце появилась женщина в черном платке.
– Здравствуйте вам, – привычно ласково сказал Лукин. – Мне бы Кузьму увидеть.
Лицо женщины исказила гримаса, губы задергались, она ладонью закрыла лицо.
– Нету моего кормильца, нету!
– Где он?
– Два дня, как похоронили соколика нашего. “Что за ерунда?” – подумал Самсон Ильич, приближаясь к женщине.
– Я с ним разговаривал совсем недавно по телефону, он меня приглашал.
– Приглашал, – нараспев произнесла женщина, – на кладбище мой муженек, царство ему небесное, земля ему пухом.
Самсон Ильич перекрестился мелко, по-воровски.
– А вы кто же будете? – спросила женщина, поглядывая на шикарную машину.
Самсон Ильич Лукин умел произвести нужное впечатление.
– Мы с Кузьмой – старые приятели. Что ж с ним приключилось такое?
– Ох, и не спрашивайте. Как вспомню, так сразу сознание теряю, на ногах стоять не могу. Вы в дом проходите, люди добрые.
Самсон Ильич снял кепку, вошел в дом. Охранник двинулся следом. Женщина усадила гостей. Самсон Ильич молчал, понимая, что женщина сама сейчас расскажет все, что посчитает нужным.
– Вы-то мужа моего давно знаете?
– Давненько, – произнес Лукин. – Мы с ним старые друзья, можно сказать, по несчастью, – многозначительно добавил он.
"По несчастью” Лукин произнес веско, так произносят заветный пароль, на который понимающий человек среагирует тотчас.
– Уж не в тюрьме ли вы с ним сидели?
– Было такое дело, – сказал Лукин. – Там познакомились, там и подружились, – употреблять тюремный жаргон Лукин не любил.
Хозяйка дома сидела, положив руки на колени, и мяла носовой платок. Лукин судорожно пытался вспомнить имя жены Кузьмы Пацука, напряженно морщил лоб, шевелил губами.
"Как же ее Кузьма называл? А, вспомнил – «моя баба»”.
– Извините, пожалуйста, – произнес Лукин, – запамятовал ваше имя и отчество.
– Анна Ивановна я, Анна Ивановна Пацук.
– Очень приятно. Самсон Ильич. Может, Кузьма вам обо мне рассказывал?
– Сейчас не вспомню, может, и говорил, – женщина вела себя осторожно, словно подозревала подвох.
И тут случилось совершенно неожиданное для нее. Самсон Ильич запустил руку во внутренний карман пиджака, извлек портмоне, переложил его себе на колени.
– Анна Ивановна, мне, конечно, неудобно.., примите мои соболезнования. Не хочу вас тревожить, расспрашивать, что да как, понимаю, вам очень больно. У нас, Анна Ивановна, с вашим мужем дела были, – Самсон Ильич взглянул вначале на бумажник, затем на двойной портрет в деревянной рамке, с которого вот уже тридцать лет улыбались всем приходившим в дом Пацук и его супруга. – Я Кузьме деньги задолжал… Он слово с меня взял, говорил, отдашь лично мне, Христом Богом прошу, мне и никому больше.
Анна Ивановна Пацук подалась вперед, пальцы ее замерли, перестали мять носовой платок, глаза жадно блеснули.
– Кормилец мой! – воскликнула женщина. – Это же столько денег на похороны ушло. Ты ж не знал и не гадал, что тебя хоронить придется, такого молодого, здорового! Ничего не откладывал, я по людям ходила, по соседям денежки собирала, чтобы похоронить по-человечески.
Лукин картинно медленно развернул бумажник, как священник разворачивает Псалтырь.
– Не очень много я Кузьме должен был, вряд ли это поправит ваши дела, Анна Ивановна, но долг платежом красен. Кстати, как это случилось?
И тут женщину прорвало. Она подумала, что если не расскажет, то и денег, возможно, не получит. Даст ей заезжий богач каких-нибудь десять долларов, а остаток себе присвоит. И она рассказала все, что ей было известно. Самсон Ильич иногда деликатно задавал вопросы, сокрушенно кивал, не забывая открывать и закрывать пухлый бумажник. Время от времени он прикладывал рукав пиджака к глазам, словно вытирал слезы. Щеки у него подрагивали, губы кривились.
– Да уж, не думал и не гадал, что так сложится судьба. Дела мы с вашим супругом, царствие ему
