продолжать существовать, является исключение всех евреев из членов общества. Давление в этом направлении возрастало, и не без сопутствующих угроз. Процесс нивелирования продолжался, и различные ветви науки «национализировались» и ставились под централизованный контроль. Д-р М. Х. Геринг, двоюродный брат заместителя фюрера, был назначен президентом Всеобщего Немецкого медицинского общества психотерапии, функция которого заключалась в объединении, насколько это возможно, всех форм психотерапии и наделении их национал-социалистскими целями. Вскоре нацистские власти потребовали, чтобы оставшиеся члены Немецкого общества вышли из Международного психоаналитического объединения, и на общем собрании 13 мая 1936 года данное решение было принято. Об этом факте было объявлено в Бюллетене объединения, но впоследствии власти отменили данное решение.
19 июля я встретился в Басле с Герингом, Бёмом и Мюллером-Брауншвейгом. Брилл также присутствовал на этой встрече. Я нашел Геринга любезным и сговорчивым человеком, но позднее оказалось, что он был не в состоянии выполнить данные мне обещания относительно той степени свободы, которую следует позволять их психоаналитической группе. Несомненно, что в это время ему было полностью объяснено еврейское происхождение психоанализа. Учебные анализы были запрещены, но лекции все еще продолжались. Геринг или его жена взяли себе за правило посещать их для того, чтобы убедиться, что не используется никаких психоаналитических технических терминов, поэтому эдипову комплексу приходилось фигурировать под синонимичным названием. В январе 1937 года Бёму удалось еще раз приехать в Вену. Он рассказывал о положении дел в Германии Фрейду, Анне, Мартину Фрейду, Федерну и Жанне Лампль-де-Гроот в течение трех часов, пока не исчерпалось терпение Фрейда. Он прервал его повествование, воскликнув: «Абсолютно достаточно! Евреи веками страдали за свои убеждения. Теперь пришло время наших христианских коллег пострадать в свою очередь, за свои идеи. Я не придаю никакого значения тому, что мое имя не упоминается в Германии, до тех пор, пока моя работа представлена там правильным образом». Сказав это, он покинул комнату.
28 марта 1936 года Мартин Фрейд сообщил мне по телефону катастрофическое известие, что гестапо завладело там имуществом
Весной этого года Фрейду причиняло много страданий локальное состояние его челюсти. В феврале несколько раз применялось рентгеновское облучение с незначительным результатом, поэтому в марте стали использовать радий. В последующие месяцы он применялся многократно, в результате чего был выигран драгоценный год без единой операции. Однако боль и реакции недомогания часто были крайне велики, хотя они и уменьшились после того, как д-р Людвиг Шлосс, который ранее обучался в Институте Кюри в Париже, обнаружил, что металл в протезе Фрейда вызывает вторичную радиацию; чтобы устранить эту опасность, был сделан другой протез.
В начале мая Фрейд имел удовольствие сменить свое затворничество в городе на сельский ландшафт. Этим летом он был удачливее, чем в прошлом году, и нашел для себя виллу с пространными и очаровательными видами в Гринцинге.
Арнольд Цвейг только что написал пьесу о Наполеоне в Яффе, в которой тот подвергался суровой критике за эпизод с расстрелом заключенных. В письме к Цвейгу Фрейд заметил: «Итак, Вы только что закончили набросок новой пьесы, эпизода из жизни этого страшного мерзавца Наполеона, который, будучи столь сильно фиксирован на фантазиях периода полового созревания, лелеемый невероятной удачей и без каких-либо связующих уз, кроме уз его семьи, скитался по всему миру подобно лунатику лишь для того, чтобы в конечном счете остановиться на мании величия. Вряд ли когда-либо еще был такой гений, для которого любая черта благородства была бы столь же чужда, такой классический антиджентльмен. Но он был взращен на грандиозном фундаменте».
Международный конгресс проводился в этом году в Люцерне 26 августа. — Мой первоначальный план, чтобы все американские общества были объединены под эгидой Американской психоаналитической ассоциации, наконец, по прошествии 23 лет, осуществлялся, хотя ему все еще противостояла значительная оппозиция в лице сильных местных групп. Именно в этой связи Вильгельм Райх вышел из объединения. В начале его деятельности Фрейд был о нем высокого мнения, но политический фанатизм Райха привел как к личному, так и к научному отчуждению.
По-видимому, единственной вещью, которую Фрейд опубликовал в этом году, является его предисловие к изданию на иврите
Не зная, что делать со своим свободным временем, я начал кое-что писать, и, в противовес первоначальному намерению, это настолько меня захватило, что все другое было отложено в сторону. Однако не начинайте испытывать радость при мысли о том, что прочитаете эту работу, ибо я держу пари, что вы никогда ее не увидите… Ибо мы живем здесь в атмосфере строгих католических верований. Поговаривают, что политики в нашей стране являются креатурой П. Шмидта, доверенного лица папы, который, к сожалению, сам проводит исследования в области этнологии и религии; в своих книгах он не делает какого-либо секрета относительно своего отвращения к психоанализу, и в особенности к моей теории тотема.
…Так что вполне можно ожидать, что моя публикация привлечет определенное внимание и не избежит внимания враждебно настроенного ко мне патера. В этом случае мы подвергнемся риску запрета анализа в Вене и прекращения всех наших публикаций. Если бы подобная опасность касалась лишь меня одного, она не произвела бы на меня почти никакого впечатления, но лишить членов нашей ассоциации в Вене их заработка является слишком большой ответственностью. Этому также содействует мое суждение о том, что мой вклад не кажется мне достаточно хорошо обоснованным, а также недостаточно меня радует. Так что данный случай является неподходящим для мученичества. На данное время кончаю.
Цвейг рассказал о содержании этого письма Эйтингону, который в своем письме к Фрейду спросил его, не содержится ли в его новой книге нечто более сильное, чем в
Фрейд был недоволен именно исторической частью работы. «Она не выдерживает моей собственной критики. Мне нужно больше определенности, и я не хочу подвергать опасности конечную формулу всей этой книги, которую считаю ценной, если окажется, что мое изложение мотивов покоится на шатком основании. Поэтому отложим данную работу в сторону». В то же время он сказал Эйтингону: «Я не гожусь для исторических романов. Лучше оставим их Томасу Манну». Но этими словами он, без сомнения, сообщил об окончании истории Моисея.
В январе 1935 года он послал Лу Саломе полное описание, длиной в несколько страниц, своих идей насчет Моисея и религии. Они были сосредоточены на том, что религия обязана своей силе не какой-либо реальной правде, а той исторической правде, которую она в себе содержит. Он заключил: «А теперь, Лу, Вы видите, что в настоящее время в Австрии нельзя опубликовать эту формулу, которая полностью меня очаровала, не рискуя тем, что католические власти официально запретят практику анализа. А ведь только католицизм защищает нас от нацизма. Кроме того, исторический базис истории о Моисее недостаточно солиден, чтобы служить основанием моей бесценной проницательности. Поэтому я остаюсь молчаливым. Достаточно того, что я сам могу верить в решение данной проблемы. Она преследовала меня на протяжении всей моей жизни». 6 февраля знаменитый французский этнограф и археолог Леви-Брюль