лица. Но я догадывался, с каким выражением на лице он сказал:
— Да, ангел мой, я собираюсь выдать тебя.
— Понимаю, — сказала она и посмотрела ему в глаза. В ее лице появилось неожиданное достоинство, на этом слишком ярком лице девушки из кордебалета.
— Я собираюсь выдать тебя, мой ангел, — произнес он медленно, наслаждаясь этим. — Некоторые будут меня жалеть, а кто-то будет смеяться надо мной. Но моему бизнесу это не повредит. Ни в коей мере. Этим и хорош мой бизнес. Немного гласности в нем не помешает.
— То есть теперь я для тебя просто рекламная девочка, — сказала она очень спокойно. — Не считай, конечно, что теперь никто не заподозрит тебя самого.
— Именно, — сказал он. — Именно.
— А как насчет мотива? — спросила она холодно.
— Этого я не знаю. И не интересуюсь. Вы с ним что-то затевали. Эдди проследил тебя до Банкер- Хилл, где ты встретилась с парнем в коричневом костюме. Ты что-то ему передала. Эдди оставил тебя и стал следить за этим парнем. Потом ему пришлось отцепиться от него — тот его, кажется, заметил. Не знаю, о чем тут идет речь. Я знаю только одно: вчера на Банкер-Хилл в номерах был убит человек по фамилии Филипс. Ты ничего об этом не слышала, детка?
— Я ничего об этом не слышала. Я не знаю никаких Филипсов, и по странному стечению обстоятельств у меня нет манеры бегать по улицам и убивать людей из чистого девичьего любопытства.
— Но ты только что застрелила Вэнниэра, милая, — сказал он почти нежно.
— Ах да, — припомнила она. — Конечно. Мы же придумывали мотив убийства. Ты уже придумал или нет?
— Ты можешь придумать это со своими сутенерами, — проговорил он.
— Скажем, ссора влюбленных. Или еще что-нибудь.
— А может быть, — сказала она, — он просто был похож на тебя, когда напьется. Может быть, за это я его и убила.
Он замер.
— Не такой уродливый, — продолжала она, — не такой старый и толстый. Но с такой же самоуверенной рожей, как и ты.
— Вот как, — сказал Морни. Ему было больно.
— Это подойдет? — тихо спросила она.
Он шагнул вперед и ударил ее. Она отлетела к стене и села, раскинув длинные ноги по полу, прижав руку к лицу и глядя на него снизу очень синими глазами.
— Наверное, тебе не стоило этого делать, — сказала она. — Может быть, тебе это так просто не сойдет.
— Ничего, ты переживешь. Тебе это будет нетрудно. Уж я-то знаю. С твоими-то взглядами на жизнь. И ты пройдешь все это до конца — твои отпечатки уже на револьвере.
Она медленно поднялась, не отнимая руки от лица. Она улыбнулась.
— Я знала, что он мертв, — сказала она. — Что в двери остался мой ключ. Я просто хочу поехать в город и заявить, что я его убила. Но не смей больше ко мне прикасаться, если хочешь спокойной жизни. Да. Я поеду в полицию. С ними я буду чувствовать себя гораздо надежнее, чем с тобой.
Морни повернулся, и я увидел его пустые белые глаза и подрагивающий шрам на щеке. Он прошел к двери, щелкнул замок. Блондинка постояла минуту, оглянулась через плечо на труп, передернула плечами и исчезла.
Дверь захлопнулась, послышались шаги по дорожке. Потом хлопнули дверцы машины, взревел мотор, машина уехала. Тишина.
31
Я подождал, затем вышел из своего укрытия и осмотрел комнату. Поднял револьвер, очень тщательно его вытер и положил на место. Вынул из пепельницы три окурка со следами губной помады, отнес их в ванную и спустил в унитаз. Поискал второй стакан, на котором были ее отпечатки. Второго стакана не было. Стакан с остатками виски я отнес на кухню, вымыл и протер полотенцем.
Теперь последняя часть. Я присел у кресла, поднял револьвер и вложил его в застывшую руку. Отпечатки получатся не очень хорошие, но это будут все-таки отпечатки, и они не будут принадлежать Лойс Морни. У револьвера была резиновая рукоятка с насечкой, с царапиной на левой стороне ниже винта. Никаких отпечатков на ней. Отпечаток указательного пальца с правой стороны ствола, два пальца на предохранительной скобе, отпечаток большого пальца на левой плоскости позади барабана. Сойдет.
Я еще раз обвел взглядом комнату.
Лампу я оставил зажженной. Она, казалось, светила слишком ярко за желтое лицо трупа. Я открыл дверь, вынул ключ, протер его и вставил обратно в замок. Закрыл дверь, протер ручку и пошел по улице к «Меркурию».
Я вернулся в Голливуд, запер машину и направился по тротуару к своему подъезду. Проходя мимо стоящей у бровки машины с потушенными огнями, я услышал резкий свистящий шепот. Меня назвали по имени. Я нагнулся к машине. За рулем низенького «паккарда» маячило длинное бледное лицо мистера Эдди Прю. В машине он был один. Я облокотился на дверцу и посмотрел на него.
— Как жизнь?
Я бросил спичку и выдохнул дым:
— Кто уронил тот зубоврачебный счет, который мне дали вчера вечером?
— Вэнниэр.
— И что я с ним должен был делать? Изучать биографию человека по имени Тигер?
— Тупыми не занимаюсь, — сказал Эдди Прю.
— Почему он носил его в кармане? И если это действительно он потерял счет, по почему было не вернуть ему эту бумажку? Другими словами, если ты понял, что я полный тупица, то расскажи мне, почему нужно так волноваться из-за счета на зубопротезные препараты и нанимать для этого частного детектива? И это Алекс Морни, который сильно не любит детективов.
— У Морни хорошая голова, — сказал он.
— Именно про таких, как он, придумали фразу «глуп, как актер».
— Брось. Ты что, не знаешь, для чего используют зубопротезные материалы?
— Знаю. Пришлось выяснить. Альбастон применяют для изготовления слепков с зубов и десен. Он очень тверд, структура очень тонкая и передает самые тонкие детали. Вторая штука, кристоболит, используется для изготовления восковых моделей. Применяется потому, что выносит большие температуры, не меняя формы. Скажи мне теперь, что ты этого не знаешь.
— Ты, должно быть, слышал, как делают золотые отливки, — сказал Эдди Прю.
— Я сегодня провел два часа за учебниками. Я эксперт. Ну и что?
Он помолчал минуту, потом спросил:
— Ты газеты читаешь?
— Иногда.
— Ты, наверное, не читал, что пришили старикашку по имени Моргенштерн в том самом доме, где держит контору X. Р. Тигер. Не читал, да?
Я не ответил. Он еще немного поглядел на меня, потом потянулся к панели и завел мотор.
— Ведешь ты себя дурнее всех, — тихо сказал он. — Хотя это, кажется, уже невозможно. Спокойной тебе ночи. Держи, ты забыл это у Морни. — Он сунул мне в руки плотный конверт.
Машина отъехала от тротуара и повернула в сторону улицы Франклина. Я тихо улыбался в темноту. Потом открыл конверт, в нем было десять бумажек по сто долларов.
Поднявшись к себе, я открыл ключом дверь и постучал. Дверь отворила женщина, крепкая на вид, в форме медицинской сестры.
