на базу. Поехали, генацвале! У меня там хорошо, тихо. Посидим, вина выпьем настоящего, шашлык сам сделаю, поговорим, вспомним наших ребят… А? Я хорошо придумал, клянусь! Зачем вам этот курорт?
Глеб посмотрел на Ирину. Предложение было заманчивое, но вот море…
— Там же моря нет, — сказал он неуверенно.
— Озеро есть, — быстро возразил Гургенидзе. — Не вода — хрусталь! Посмотришь — пить хочется, купаться страшно. А воздух! Сладкий, как молодое вино, клянусь!
— Кислятина это ваше молодое вино, — сказал Сиверов.
— Зачем обижаешь? Сначала пробуй, потом говори! Ты такого вина в жизни не пил! И не выпьешь, если Арчил тебя не угостит.
— Да? — с сомнением обронил Глеб. Он действительно не знал, как поступить.
— Ты же сам мечтал о заброшенном маяке, — напомнила Ирина. Она была очарована Арчилом Гургенидзе и обрадовалась возможности побольше разузнать о прошлом своего мужа. Впрочем, Глеба это не слишком шокировало: в том, что Арчил мог бы рассказать о нем Ирине, не было ничего постыдного или секретного. «Засекреченная» жизнь Слепого началась уже после того, как душманская граната разлучила лейтенанта Сиверова и сержанта Гургенидзе — как им обоим тогда казалось, навеки.
— Ладно, — сказал он. — Считай, что договорились. Только учти, джигит: если ты опять начнешь вокруг меня хороводы водить, ноги моей там не будет в течение часа.
ГЛАВА 5
Артур Вениаминович Ляшенко открыл глаза и вместо белого потолка гостиничного номера увидел у себя над головой ярко-желтый полог палатки. Сквозь затянутое частой сеткой окошечко в матерчатой стенке проникало непривычно яркое солнце, и было на удивление тихо.
Артур Вениаминович спросонья почмокал пересохшими губами, несколько раз моргнул слипшимися глазами и попытался протереть их кулаком, как это делает любой человек, проснувшийся в незнакомой обстановке и не понимающий, как он, собственно, здесь очутился. Протереть глаза ему не удалось: не поднималась рука. Ляшенко попробовал шевельнуть второй рукой, и с тем же успехом. Не то чтобы он не чувствовал своих конечностей: и руки, и ноги послушно отзывались на посылаемые мозгом нервные импульсы, но что-то стесняло движения, словно он был громадной мухой, которую спеленал паутиной неведомый современной науке паук. Придя к такому выводу, Артур Вениаминович отчаянно забился в мягком коконе, и ценой неимоверных усилий выпростал из него правую руку.
Успех немного окрылил его и успокоил, первая волна неконтролируемой паники схлынула, и Ляшенко обнаружил, что никакой паутины на нем нет, а есть обычный спальный мешок — правда, очень хороший, теплый и мягкий, почти невесомый, из какой-то немнущейся, приятно поблескивающей ткани, напоминающей на ощупь шелк, но, несомненно, синтетической. Такого спального мешка у Артура Вениаминовича никогда не было, да и палатка, которой он пользовался во время полевых испытаний аппаратуры, была, мягко говоря, попроще — обыкновенный брезентовый шатер армейского образца, без пола, вмещавший в себя пять человек и натягивавшийся на вырубленные в ближайшем лесу сосновые колья.
Артур Вениаминович только было собрался удивиться, как вдруг ему стало не до удивления, не до испуга и вообще ни до чего. Неведомо откуда взявшаяся волна тошноты и головной боли — зверской, немилосердной, убийственной — накатила на него и накрыла с головой, заставив бессильно опрокинуться навзничь и закрыть глаза, которые, казалось, готовы были выскочить из орбит.
Когда приступ прошел, оставив после себя только слабость и легкую дурноту, Артур Вениаминович дрожащей рукой распустил застежку спального мешка и огляделся, почти уверенный, что увидит больничную палату. Пробуждение в незнакомой палатке, скорее всего, было обыкновенным болезненным бредом. Где же это его так угораздило?
Увы, чужая палатка была на месте, и солнце по-прежнему заглядывало в забранное частой сеткой окошечко. В этом солнце было что-то неправильное; у Артура Вениаминовича сложилось впечатление, что никакого солнца за окошком быть не должно, а должна быть какая-то серо-желтая туманная мгла, душная муть… дым, одним словом.
Дым!
В голове у Артура Вениаминовича прояснилось — не настолько, впрочем, чтобы он понял, куда и каким образом его занесла нелегкая. Зато он вспомнил, где был и чем занимался до того, как в его воспоминаниях образовался непонятный провал.
Он приехал в Москву по приглашению сотрудника российского МЧС — симпатичного и разговорчивого дядьки по имени Максим Юрьевич, командира какого-то там не то отдельного, не то мобильного отряда. В сопровождении этого мобильного Максима Юрьевича Артур Вениаминович посетил заместителя директора финансового управления МЧС Вострецова и получил от него «добро» на проведение испытаний генератора туч под эгидой МЧС — точнее, под крылом все того же Максима Юрьевича. Да, Максим Юрьевич был золотой человек. Это он устроил все так, что никому не известный изобретатель из Минска мог опробовать свое изобретение в деле, и притом не за собственный счет, как это пришлось бы делать дома, а за деньги МЧС. Да еще и получить за это материальное вознаграждение, которого ему при условии некоторой экономии могло хватить на год безбедной жизни… Благодетель! И ведь, что ни говори, как ни иронизируй, а так оно и есть: без Максима Юрьевича ничего бы у Ляшенко не получилось. Этот надутый индюк Вострецов ни в какую не хотел давать деньги под сомнительный с его точки зрения эксперимент. По-своему, по- чиновничьи, тот был прав. Это он, Артур Вениаминович, точно знал, что его детище — не плод фантазии, не подведет, будет работать именно так, как требуется. А чиновнику подавай бумаги — патенты, технические описания, заключение компетентной комиссии, акт о сертификации… Чиновники, конечно, правы, но где взять все эти бумажки, если прибор не испытан? А испытывать его без бумажек не разрешают, вот и получается замкнутый круг…
Итак, с этим все ясно. Договоренность была достигнута, срок испытаний назначен, а вот что произошло потом? Судя по палатке и спальному мешку, Артур Вениаминович находился за городом — надо полагать, на тех самых испытаниях, ради которых приехал в Москву. Но вот как он сюда попал и что вообще происходит, он, как ни бился, вспомнить не мог. Ну ладно, провалы в памяти случались с ним и раньше, и возникали они при совершенно определенных обстоятельствах. Вызывала их, как правило, обыкновенная водка, употребленная сверх меры. Но обычно Артур Вениаминович хотя бы помнил, где, с кем и, главное, по какому поводу пил. А тут…
А тут еще эта палатка. Испытания прибора? Ну-ну. Допустим, испытания. Допустим, импровизированный банкет по случаю их успешного завершения… Тем более что за окном — ни дыма, ни туч, ни дождя, одно только солнышко и свежий, кристально чистый воздух. Это сколько же надо было выпить, чтобы длившиеся
