серебристо поблескивающую рыбину. Плоский камень, заменявший собою стол, потемнел от крови, из чего следовало, что рыбина была далеко не первая. Над костром, подвешенный на металлической треноге, аппетитно булькал закопченный котелок. Артур Вениаминович даже не попытался понять, откуда в горах могла взяться свежая рыба; единственное, что он в данный момент понимал, так это то, что мужчина у костра ему решительно не знаком. Камуфляжные штаны этого плечистого гражданина опять навели Артура Вениаминовича на дикую мысль, что он похищен чеченскими террористами с целью получения за него и за изобретенный им прибор солидного выкупа. Что с того, что и белорусское, и российское правительства плевать хотели и на прибор, и на того, кто его изобрел? Чеченцы, вероятно, составили по данному вопросу свое собственное мнение, и Артур Вениаминович очень сомневался, что ему удастся переубедить этих диких горных баранов.
Услышав слабый, полный сдержанной муки стон Артура Вениаминовича, мужчина повернул голову. У Ляшенко немного отлегло от сердца: кем бы ни оказался незнакомец, кавказцем он не был наверняка. Начавшие редеть на лбу русые волосы были откинуты назад, открывая кирпично-красное, нуждавшееся в бритье, но типично славянское лицо с насмешливыми серо-зелеными глазами.
— А! — неизвестно чему обрадовавшись, весело воскликнул незнакомец. — С д-добрым утром! Ну, б- брат, и зд-д-доров же ты д-дрыхнуть! Нам работать п-пора, а тебя не д-добудиться.
Бред продолжался, и конца ему не было видно.
— Простите, — еле ворочая непослушным языком, пробормотал Артур Вениаминович. — Я, собственно… Работать? Извините, а… мы знакомы? Я как-то не припоминаю…
Мужчина с плеском бросил рыбину в котелок и медленно вытер об штаны испачканные кровью и чешуей ладони. Вид у него был озадаченный.
— Т-то есть, как это — не п-припоминаешь? Т-ты что же — ничего не п-помнишь?
Ляшенко отчаянно замотал гудящей головой. Ему было мучительно стыдно, и к стыду примешивался страх, испытываемый всяким нормальным человеком, неожиданно обнаружившим, что у него явные нелады с психикой.
— Эк т-тебя взяло. — Незнакомец почесал в затылке и вынул из кармана сигареты. — Да, брат… Что же, и как водку в д-деревне покупали, т-тоже не помнишь?
— В какой деревне? — с огромным трудом подавляя внезапно возникший позыв к заиканию, уныло спросил Ляшенко. — Где мы, а? Что я тут делаю?
— Т-так. Н-надо же, а! Мне вчера с-сразу показалось, что водка п-паленая. Это же не водка, а нервно- п-паралитический г-газ! А что ты п-помнишь?
Ляшенко развел руками. Ноги у него вдруг ослабели, и он сел прямо на траву. Трава была жесткая, колючая и шуршала, как оберточная бумага.
— Москву помню, — сказал он. — Максима Юрьевича помню. Такси…
Незнакомец протяжно присвистнул и от полноты чувств звонко хлопнул себя ладонями по бедрам, выбив из своих пятнистых штанов небольшое облачко пыли.
— Ни хрена с-себе! Т-так это же т-три дня назад б-было! А Максим Юрьевич, Становой его фамилия, мой шеф. Он меня т-тебе в помощники определил, чтоб тебе, значит, не с-скучно б-было. Вчера мы тут лагерь разбили, о-отметили это д-дело, как п… п… полагается,.. В-вот так отметили! У т-тебя же память начисто отшибло! Т-три дня п-потерял! Впервые слышу про такое. С-сам, бывает, не помню, что под банкой вытворяю, но чтобы т-так…
Артур Вениаминович принялся раскачиваться из стороны в сторону, как от сильной зубной боли. Стыд понемногу таял под лучами доброжелательной улыбки косноязычного незнакомца, зато страх подступающего сумасшествия, тоскливого прозябания в нищем загородном интернате для умалишенных неимоверно разросся, заслонив и вытеснив собой все остальные эмоции.
— Господи, — простонал Артур Вениаминович, — да что же это?! Где я? Почему горы?
— Да какие это горы, — небрежно сказал незнакомец. — Г-горы — это о-го-го! А здесь т-так, чепуха на п-постном масле, Валдайская в-возвышенность.
Несмотря на весь ужас своего положения, Артур Вениаминович нашел в себе силы горько улыбнуться.
— О боже! — воскликнул он. — Что вы несете? Где вы видели на Валдае снежные вершины?
В доказательство своих слов он ткнул пальцем в видневшуюся на недалеком горизонте дымчато-синюю остроконечную глыбу, увенчанную, как на картинке, треугольной снеговой папахой.
— В ней же тысячи три будет, а то и все четыре, — добавил он. — Какой же это, к чертям собачьим, Валдай? За кого вы меня принимаете? Что это за идиотский розыгрыш?
Озадаченный этой резкой отповедью, незнакомец в камуфляжных штанах немного помедлил с ответом, делая вид, что помешивает в котелке и подкладывает в костер щепки, без которых тот вполне мог обойтись.
— Ты вот что, друг симпатичный, — сказал он, наконец, сурово и почему-то не заикаясь. — Я так тебе скажу: твое дело какое? Твое дело — прибор испытать. Тебе деньги заплатили?
— Пообещали, — буркнул Артур Вениаминович, почти уверенный, что незнакомец сейчас снова примется вешать ему лапшу на уши, уверяя, что деньги он получил сполна, а потом забыл об этом.
Тут его окатило новой волной страха: а вдруг и вправду заплатили? Заплатили, а он их взял и потерял. Или, к примеру, пропил, отсюда и амнезия… Да нет, пропив такие деньги, он бы, наверное, вовсе не проснулся…
Вопреки его ожиданиям, незнакомец ничего подобного говорить не стал.
— Раз пообещали, значит, заплатят, — уверенно заявил он. — Наш Юрьич — золотой мужик, слово держать умеет. Заплатит сполна, да еще и от себя что-нибудь подкинет, если все будет тип-топ. Даже не сомневайся. От тебя что требуется? Машинку опробовать, верно? Ну, и пробуй себе на здоровье. А где пробовать — какая разница? Тебе, что ли, не все равно, где под дождиком мокнуть? Палатка у нас мировая, будешь сухой, как ковбой «Хаггис». У начальства, браток, свои резоны имеются, и нам в их дела нос совать — последнее дело. Твое дело — на скрипке пиликать и не задавать лишних вопросов. Нажимай свои кнопки
