и ни о чем не беспокойся. На-ка вот, поправь голову-то…
С этими словами он извлек откуда-то из-за спины солдатскую фляжку, вынул из лежавшего под рукой открытого рюкзака пластиковый стаканчик, плеснул в него и протянул Артуру Вениаминовичу. Ляшенко шарахнулся от стакана, как от рассерженной гадюки, но незнакомец продолжал настойчиво протягивать ему угощение, и он, подумав, все-таки решил выпить. В стаканчике оказалась водка. Ляшенко проглотил ее с отвращением, как горькое лекарство, и водка, в отличие от лекарства, помогла мгновенно. Тошнота и дрожь в коленях сразу пошли на убыль, и все происходящее, хоть и не сделалось более понятным, обрело и резкость очертаний. Иными словами, Артуру Вениаминовичу перестало казаться, что он спит или бредит. Горы? Ну, что ж, горы так горы. В конце концов, сам, по собственной инициативе и за свой счет, он бы в горы никогда не выбрался. Это все, конечно, странно, но выбирать, похоже, не приходится…
Незнакомец забрал у него пустой стаканчик, помешал алюминиевой ложкой в котелке и с видимым удовольствием втянул ноздрями поднимавшийся от варева душистый пар. Артур Вениаминович тоже принюхался и неожиданно для себя понял, что умирает от голода. Рот его наполнился слюной, и он непроизвольно сглотнул. Заметив это, незнакомец понимающе усмехнулся.
— Ушица — первый сорт, — заявил он. — Скоро поспеет. Давай, браток, умойся, причешись, а то глядеть на тебя противно. Там, за палаткой, ведро с водой. Перекусим и за работу. Да веселей гляди! Ну, перебрал маленько, ну, водка попалась поганая, так что ж теперь — вешаться? Ты не бойся, я не из болтливых. Могила! Да и о чем тут рассказывать? Со всеми случается…
Артур Вениаминович мысленно махнул на все рукой и побрел за палатку умываться. Положение его более или менее разъяснилось — скорее менее, чем более, но он полагал, что торопить события не стоит. Судя по всему, ему предстояло узнать много нового и о себе, и об окружающем мире, а такую информацию лучше получать мелкими порциями, чтобы ненароком не свихнуться. Всему свое время, а пока что лучше всего было последовать совету незнакомца в камуфляжных штанах: привести себя в порядок, перекусить и браться за работу, которая, как известно, является наилучшим лекарством от всех скорбей.
Он отыскал ведро, до краев наполненное идеально прозрачной водой. Вода была ледяная — скорее всего, из какого-то горного ручья. Артур Вениаминович снял мятый, лопнувший под мышкой пиджак и закатал рукава несвежей рубашки. Наклоняясь над ведром, он привычным жестом поддернул закатанные рукава повыше и вдруг замер, расширенными глазами уставившись на сгиб левого локтя.
Там, в укромной, незащищенной впадинке, виднелся преизрядный синяк неприятного багрового оттенка, и посреди этого синяка чернели предательские точки — закупоренные корочками запекшейся крови отверстия, оставленные иглой для внутривенных инъекций.
Гроза бушевала где-то высоко в горах, давая о себе знать только редкими бледными вспышками молний на фиолетовом фоне неба да невнятным ворчанием далекого грома. Там, наверху, наверняка хлестал ливень, а здесь, над турбазой, небо было бледно-серым, и по нему время от времени проплывали рваные клочья дождевых облаков. Из них периодически сеялся мелкий занудливый дождик — шуршал по шиферу двускатных крыш, тихонько бормотал в водостоках, шептался в траве, каплями сползал по оконным стеклам, оставляя на них извилистые дорожки. В крытом загоне, изредка переступая ногами, скучали над кормушками лошади. Оттуда доносилось звучное фырканье, хрупанье, перестук копыт; заглушая эти звуки, бренчала плохо настроенная гитара — собравшись на веранде одного из домиков, туристы нестройным хором, но с большим чувством пели походные песни в ожидании погоды.
Слушая хоровые завывания про «солнышко лесное», Глеб начинал жалеть, что поддался на уговоры и дал затащить себя в это гиблое место. Впрочем, здесь действительно было сказочно красиво, а что до погоды, так в течение всей последней недели она оставалась одинаковой — что здесь, что внизу, на побережье. Ну а туристы… Поразмыслив, Слепой пришел к выводу, что туристы все-таки лучше курортников — хотя бы тем, что их меньше. Если бы не эти песни под гитару, их можно было бы вообще не замечать.
К неоспоримым плюсам пребывания здесь, а не у моря, относилось также присутствие неунывающего Арчила Гургенидзе, который буквально расшибался в лепешку, стараясь услужить дорогим гостям и при этом ухитряясь быть ненавязчивым. Он ужасно переживал, когда испортилась погода, и многословно извинялся перед Ириной и Глебом. В целом они беззаботно проводили время, а бесконечно возникавшие в поле их зрения туристы были просто неизбежным злом. В минуты раздражения Глебу начинало казаться, что на планете развелось чересчур много народа, так что спастись от посторонних, наверное, уже не удастся даже на верхушке заброшенного маяка.
Они с Ириной много гуляли по окрестностям — и верхом, и пешком. Первое время Арчил старался сопровождать их, опасаясь, что они заблудятся в горах, но потом успокоился и занялся своими прямыми обязанностями, убедившись, что его командир по-прежнему помнит, как вести себя среди скал и ущелий.
Время близилось к полудню, хотя из-за серых туч, скрывших вершины гор, казалось, будто вот-вот наступит вечер. Глеб спешился у загона, набросил поводья на перекладину ограды и помог Ирине слезть с мокрого седла. «Взорвется в небе самолет, сгорит автомобиль, и лишь турист везде пройдет, глотая пыль», — доносилась со стороны веранды веселая разноголосица. Сиверов поморщился: эта песенка показалась ему немного странной еще в те далекие времена, когда он услышал ее впервые. В ту пору никто и слыхом не слыхал о террористических актах, а теперь развеселая мелодия в сочетании с подобными словами звучала кощунственно. «Традиция, — подумал Слепой. — Святое дело — традиция! Песня старая, обкатанная несколькими поколениями туристов-гитаристов, и скажи им сейчас, что в наше время она звучит как гимн мусульманских камикадзе, ребята наверняка удивятся и даже обидятся».
— Потонет в море пароход, состав с путей сойдет, и лишь турист идет вперед, поскольку он урод, — не удержавшись, пробормотал Глеб, дергая намокшую, жесткую, как дерево, подпругу.
— Старый ворчун, — сказала Ирина. — Людям весело, а ты недоволен.
— А чему радоваться? — поинтересовался Глеб, снимая с лошадиной спины мокрое седло.
— Как это — чему? — удивилась Ирина. — Людям весело без водки, это ли не повод для радости?
Слепой пожал плечами, взгромоздил седло на коновязь и принялся расседлывать вторую лошадь.
— Не знаю, — ответил он из-под лошадиного брюха. — Я не нарколог и не постовой милиционер, так что мне трудно об этом судить. Например, с точки зрения производителей спиртных напитков в таком веселье нет ничего хорошего.
— Ну эти-то внакладе не останутся! — воскликнула Ирина. — А с чего это ты о них так беспокоишься? Неужто Потапчук в свободное время разводит в гараже технический спирт водой и развозит поддельную водку по торговым точкам на служебном автомобиле?
— Тише, тише! Зачем же разглашать государственные секреты? Это строго между нами,
