маленькие клочки, а она заговорила – вежливо, но совершенно равнодушно.
– Ему около сорока по моей оценке, среднего роста, со склонностью к полноте. Весит примерно семьдесят пять килограммов. У него полное лицо, усики как у Чарли Чаплина, толстая мягкая шея. Вообще весь он какой-то мягкотелый. Одевается очень хорошо, никогда не надевает шляпу. Делает вид, что разбирается в антиквариате, хотя на самом деле ничего в нем не смыслит. Ах да! Левый глаз у него стеклянный.
– Из вас вышел бы хороший сыщик, – сказал я.
Она сунула каталог обратно на полку рядом с ее столиком и снова придвинула к себе юридический труд.
– Надеюсь, что нет, – сказала она, надевая очки.
Я поблагодарил ее и вышел. Начался дождь. С бумажным свертком под мышкой я побежал под дождем к своей машине, запаркованной в боковой улочке, почти напротив магазина Гейгера. Но пока добрался до нее, промок до нитки. Забравшись в машину, я поднял оба стекла, вытер сверток носовым платком и распаковал его.
Конечно, я знал, что в нем может быть. Тяжелая, хорошо переплетенная книжка, красиво отпечатанная специальным шрифтом на отличной бумаге. Она была иллюстрирована множеством фотографий на всю страницу. И текст и снимки были неописуемо похабны. На обложке виднелись даты взятия и возврата. Книжка, взятая на прокат. В прокатном пункте специальных изданий с утонченной порнографией.
Я снова упаковал книжку и положил ее на заднее сиденье. То, что столь омерзительная деятельность ведется в открытую на главном бульваре, могло означать лишь одно: владелец прокатного пункта находится под опекой влиятельных лиц. Я сидел в машине, травился сигаретным дымом, слушал, как шумит дождь и размышлял.
Глава 6
Проливной дождь переполнял водостоки и, вырываясь из них, заливал тротуары потоками воды. Высокие полицейские в блестящих, как стволы револьверов, прорезиненных плащах развлекались тем, что переносили хохочущих девушек через самые большие лужи на мостовой. Дождь резко барабанил по крыше моей машины и проникал внутрь. На полу, как раз под моими ногами, образовалась лужа. Это было ненормально – такой ливень в это время года. Я с трудом натянул на себя отсыревший плащ и быстро добежал до ближайшей закусочной, где купил себе бутылку виски. В машине я сделал из нее солидный глоток, так что мне снова сделалось тепло и весело. Я стоял здесь уже гораздо больше, чем это позволяли правила, но, к счастью, полицейские были слишком заняты переноской девчат и своими свистками, чтобы беспокоиться о моей машине.
Несмотря на дождь, а может быть, именно поэтому, у магазина Гейгера царило большое оживление. Из останавливающихся перед ним элегантных автомобилей выходили весьма прилично выглядевшие люди, исчезали внутри и появлялись вновь, обремененные свертками. И это были не только одни мужчины.
Гейгер появился примерно в четыре часа. Я успел заметить полное лицо с чаплиновскими усиками, когда он вылезал из машины и входил в магазин. Он был без шляпы, в зеленом кожаном плаще с поясом. С того расстояния, на котором находился, я не мог разглядеть, стеклянный ли у него глаз. Высокий молодой и красивый парень в кожаной куртке вышел из магазина и отвел машину за угол. Он вернулся пешком со слипшимися от дождя блестящими черными волосами.
Прошел час. Стемнело. Затуманенные дождем огни магазинов терялись в уличном мраке. С грохотом проезжали трамваи. Примерно в полшестого красивый парень в кожаной куртке с зонтиком вышел из магазина, подвел кремовую машину и запарковал ее перед парадной дверью. Когда вышел Гейгер, парень подержал зонтик над его непокрытой головой. Стряхнув с него воду, он подал его Гейгеру, когда тот уже сидел за рулем. А сам быстро вбежал обратно в магазин. Я завел мотор.
Машина Гейгера покатила по бульвару в западном направлении. Это вынудило меня не по правилам свернуть налево и создало мне много недругов среди водителей, один из которых даже высунул голову под проливной дождь и отругал меня. Когда я закончил свой маневр, кремовый автомобиль находился уже на два квартала впереди. У меня была надежда, что Гейгер едет домой. Два или три раза мне удалось заметить светлую машину, и наконец я увидел, что она свернула в один из переулков влево и поехала по кривой бетонированной улице. Это была Лэйверн-террас, узенькая улочка с домами, разбросанными по наклонной, расположенными только по одной стороне так, что их крыши находились почти на уровне шоссе. Окна домов заслоняла чаща кустов и живой изгороди. Промокшие деревья торчали там и тут на всем протяжении улицы.
Гейгер включил фары. Я не последовал его примеру, лишь добавил газу и обогнал его на повороте. Он как раз тормозил. Отметив в памяти номер дома, я остановился за перекрестком. Фары гейгеровской машины освещали гараж рядом с небольшой виллой, окруженной таким сложным лабиринтом живой изгороди, что ее почти не было видно за ней. Я наблюдал за тем, как Гейгер с раскрытым зонтиком вышел из гаража и исчез в доме. Он вел себя так, словно вообще не ожидал, что за ним кто-нибудь может следить. Внутри виллы зажегся свет. Я подъехал к ближайшему дому, производящему впечатление нежилого. Припарковался, проветрил машину, хлебнул из бутылки и, вооружившись терпением, стал ждать. Не знаю чего, но какой-то внутренний голос велел мне ждать. Время тянулось немилосердно медленно.
За все время мимо меня проехало каких-нибудь две машины, направлявшиеся к вершине возвышенности. Это была очень спокойная улица. Вскоре после шести часов сквозь струи дождя пробился какой-то свет. Вокруг царила настоящая тьма египетская, а свет был светом фар автомобиля, остановившегося перед домом Гейгера. Фары сияли еще некоторое время, потом погасли. Дверца машины открылась и из нее вышла женщина. Маленькая стройная женщина в большой фетрофой шляпе и прозрачном дождевике. Она направилась через лабиринт живой изгороди к вилле. Слабо прозвучал звонок. Сквозь дождь блеснул свет, до меня донесся звук закрывающейся двери и снова воцарилась тишина.
Из ящичка под приборной доской я достал фонарик, вылез из машины и отправился посмотреть на автомобиль, стоявший перед домом Гейгера. Это был «паккард». Темно-красный или темно-коричневый. Я нащупал водительские права в рамке под целлулоидной пленкой и осветил их. Документ был выписан на имя Кармен Стернвуд, 3765 Альта Бри Кресчент, Вест-Голливуд. Я вернулся к своей машине, снова забрался внутрь и стал ждать. Капли дождя стекали мне на колени, виски жгло желудок. Никто больше не проехал по Лэйверн-террас, ни малейшего проблеска света не появилось в окнах дома, перед которым стояла моя машина. Прекрасные условия для совершения запретных поступков.
В двадцать минут восьмого в доме Гейгера вспыхнул яркий белый свет, как молния в летнюю грозу. Прежде чем тьма поглотила его, раздался высокий истерический крик и почти тотчас заглох в намоченных дождем деревьях. Я выскочил из машины еще до того, как он успел отзвучать.
В этом крике не было страха. Он производил впечатление скорее радостного ужаса, в нем слышалось что-то пьяное, какая-то нота чистого безумия. Это был странный звук. Он наводил на мысль о людях в белых халатах, размещенных в домах с зарешеченными окнами, и о твердых узких нарах с прикрепленными к ним кожаными ремнями для рук и ног.
Прежде чем я добрался до калитки, в доме снова воцарилась полнейшая тишина. К двери была прибита металлическая львиная голова со свисающим из ее пасти кольцом, служившим вместо колотушки. Я протянул руку и приподнял кольцо. В тот же миг, словно кто-то ожидал сигнала, в доме прогремели три выстрела. После них послышался звук, напоминавший глубокий хриплый вздох. Затем – словно упало что-то мягкое и безжизненное. И наконец раздались быстрые удаляющиеся шаги.
Задняя дверь черного хода выходила на узкую, как мостик над потоком, тропинку, тянувшуюся в узкой щели между живой изгородью и домом. Не было никакой веранды, никакого иного пути, по которому можно было бы добраться до задней части дома. От черного хода вниз, на улицу, вели деревянные ступеньки, загромыхавшие под чьими-то ногами. Взревел мотор машины, но и этот звук быстро затих вдали. Мне казалось, что я слышу шум еще одного автомобиля, но полной уверенности у меня не было. Дом стоял передо мной тихий, как кладбищенский склеп. То, что было внутри, наверняка там и останется.
Усевшись верхом на забор, я наклонился к окну и попытался заглянуть внутрь через щель между шторами. Мне удалось увидеть свет лампы, падавший на одну из стен, и часть книжного шкафа. Я слез вниз, вернулся к фасадной двери и попытался вышибить ее плечом. Это был не очень толковый поступок. В любом калифорнийском доме есть только одна вещь, которую невозможно выломать – это фасадная дверь. Единственным следствием этой операции была боль в плече, приведшая меня в ярость. Я снова взобрался
