раз все оказалось просто. Я не слышал выстрела, но он мог прозвучать, когда я был у озера и смотрел, как парень на акваплане делает поворот. Там было очень шумно. Почему так было нужно Роджеру Уэйду, я не знал. Может, он об этом и не думал. Роковой импульс просто совпал с тем, что моторист прибавил газу. Мне это не понравилось, но никому не было дела, что мне нравилось, а что нет.
Клочки чека по-прежнему валялись на полу, но я не стал их подымать.
Разорванные в полоски листы, исписанные им в ту знаменитую ночь, лежали в корзине. Вот это я забрал. Достал их, убедился, что они все на месте, и спрятал в карман. Корзина была почти пуста, что облегчило Задачу.
Допытываться, где же он взял револьвер, не имело смысла. Он мог лежать в любом укромном месте. В кресле или на диване, под подушкой. Мог быть на полу, за книгами, где угодно.
Я вышел и закрыл дверь. Прислушался. Из кухни что-то доносилось. Я пошел туда. На Эйлин был синий передник, а чайник только что засвистел. Она прикрутила пламя и взглянула на меня мельком и равнодушно.
– С чем будете пить чай, м-р Марлоу?
– Ни с чем, прямо так.
Я прислонился к стене и достал сигарету, просто, чтобы занять чем-то руки. Размял, скрутил ее, сломал пополам и бросил половинку на пол. Она проводила ее глазами. Я нагнулся и поднял ее. Обе половинки скатал в шарик.
Она заварила чай.
– Всегда пью со сливками и с сахаром, – сообщила она через плечо.?
Странно, потому что кофе я люблю черный. Научилась пить чай в Англии. Там вместо сахара был сахарин. Когда началась война, сливки, конечно, исчезли.
– Вы жили в Англии?
– Работала. Прожила там все время блитца. Познакомилась с одним человеком... но это я вам рассказывала.
– Где вы познакомились с Роджером?
– В Нью-Йорке.
– И поженились там же? Она обернулась, наморщив лоб.
– Нет, поженились мы не в Нью-Йорке. А что?
– Просто беседую, пока чай настаивается.
Она посмотрела на окно над раковиной. Отсюда было видно озеро. Она прислонилась к раковине и стала вертеть сложенное в руках полотенце.
– Это необходимо прекратить, – сказала она, – но я не знаю как. Может быть, его надо отправить на лечение. Но я вряд ли смогу. Ведь придется подписывать какие-то бумаги, да?
С этим вопросом она повернулась ко мне.
– Он и сам мог бы это сделать, – ответил я. – То есть раньше мог бы.
Зазвонил таймер. Она повернулась обратно к раковине и перелила чай из одного чайника в другой. Потом поставила его на поднос, где уже стояли чашки. Я подошел, взял поднос и отнес его в гостиную, на столик между диванами. Она села напротив и налила нам чаю. Я взял чашку и поставил перед собой, остудить. Смотрел, как она кладет себе два куска сахару и сливки.
Потом пробует.
– Что значат ваши последние слова? – внезапно спросила она. – Что он мог сделать раньше – лечь куда-то на лечение?
– Это я просто так, наобум. Вы спрятали револьвер, как я вас просил?
Помните, утром, после того, как он разыграл наверху эту сцену.
– Спрятала? – повторила она, нахмурившись. – Нет. Я этого никогда не делаю. Это не помогает. Почему вы спрашиваете?
– А сегодня вы забыли ключи от дома?
– Я же сказала, что да.
– Но ключ от гаража не забыли. В таких домах, как ваш, ключи от гаража и парадной двери обычно одинаковые.
– Я не брала с собой никакого ключа от гаража, – сказала она резко.?
Гараж открывается отсюда. У входной двери есть переключатель. Мы часто оставляем гараж открытым. Или Кэнди идет и закрывает его.
– Понятно.
– Вы говорите что-то странное, – заметила она с явным раздражением. – Так же, как в то утро.
– В этом доме я все время сталкиваюсь со странными вещами. По ночам раздаются выстрелы, пьяные валяются на лужайке, приезжают врачи, которые не оказывают помощи. Прелестные женщины обнимают меня так, словно приняли за кого-то другого, слуги мексиканцы бросаются ножами. Жаль, что так вышло с револьвером. Но вы ведь на самом деле не любите мужа, правда? Кажется, я это уже говорил.
Она медленно поднялась с места, спокойная, как ни в чем не бывало, но цвет лиловых глаз изменился, из них исчезло выражение любезности. Потом у нее задрожали губы.
– Там что-нибудь... что-нибудь случилось? – спросила она очень медленно и посмотрела в сторону кабинета.
Не успел я кивнуть, как она сорвалась с места. Мгновенно очутилась у двери, распахнула ее и вбежала в кабинет. Если я ожидал дикого вопля, то просчитался. Ничего не было слышно. Чувствовал я себя паршиво. Надо было не пускать ее туда и начать с обычной болтовни насчет дурных новостей: приготовьтесь, сядьте, пожалуйста, боюсь, что произошло нечто серьезное.
Чушь собачья. Когда, наконец, покончишь с этим ритуалом, выясняется, что ни от чего не уберег человека. Иногда сделал даже хуже.
Я встал и пошел за ней в кабинет. Она стояла у дивана на коленях, прижима к груди его голову, запачканная его кровью. Она не издавала ни звука. Глаза у нее были закрыты. Не выпуская его головы, она раскачивалась на коленях, далеко откидываясь назад.
Я вышел, нашел телефон и справочник. Позвонил шерифу в ближайший участок. Не важно было в какой, они все равно передают такие вещи по радио.
Потом я пошел в кухню, открыл кран и бросил желтые разорванные листки, спрятанные у меня в кармане, в электрический измельчитель мусора. За ними выбросил туда же заварку из другого чайника. Через несколько секунд все исчезло. Я закрыл воду и выключил мотор. Вернулся в гостиную, распахнул входную дверь и вышел из дома.
Должно быть, полицейская машина курсировала поблизости, потому что помощник шерифа прибыл через шесть минут. Когда я провел его в кабинет, она все еще стояла на коленях у дивана. Он сразу направился к ней.
– Простите, мэм, понимаю ваше состояние, но не надо его трогать.
Она повернула голову, с трудом поднялась на ноги.
– Это мой муж. Его застрелили. Он снял фуражку и положил на стол.
Потянулся к телефону.
– Его зовут Роджер Уэйд, – сказала она высоким ломким голосом. – Он знаменитый писатель.
– Я знаю, кто он такой, мэм, – ответил помощник шерифа? и набрал номер.
Она посмотрела на свою кофточку.
– Можно пойти наверх переодеться?
– Конечно. – Он кивнул ей, поговорил по телефону, повесил трубку и обернулся. – Вы говорите, его застрелили. Значит, его кто-то застрелил?
– Я думаю, что его убил этот человек, – сказала она, не взглянув на меня, и быстро вышла из комнаты.
Полицейский на меня посмотрел. Вынул записную книжку. Что-то в ней пометил.
– Давайте вашу фамилию, – небрежно произнес он, – и адрес. Это вы звонили?
– Да, – я сообщил ему фамилию и адрес.
– Ладно, подождите лейтенанта Олза.
– Берни Олза?
