выпотрошенный труп со срезанным с бедер мясом. С бороздой, оставленной тяжелым спальником в прошлогодней листве, все-таки легче смириться, чем со зрелищем кровавой бойни. И потом, нет тела — нет и убийства. Может быть, у Вовчика просто не выдержали нервы, и он подался на Большую землю в одиночку, на свой страх и риск. Правда, в таком случае он не оставил бы у костра свой рюкзак с сухарями и консервами, который сиротливо лежал в сторонке. Но это уже были частности, на которые при большом желании можно было закрыть глаза. Увидел страшный сон, испугался какого-нибудь филина, впал в очередную истерику и убежал без памяти. Правда, не забыл при этом утопить в болоте спальный мешок, предварительно набив его камнями, чтобы имитировать свою насильственную смерть, — снова частность, на которую не стоит обращать внимания, если не хочешь впасть в истерику…
Именно так себя и вели — словно было доказано, что Вовчик попросту дезертировал. Ничего не обсуждали, не выдвигали версий, не рвались на поиски — просто выслушали то, что рассказал им Гриша, и кивнули головами. Молчаливый Тянитолкай сказал: «Так», а Евгения Игоревна грустно пропела строчку из «'Юноны» и «Авось'»: «Нас мало, и нас все меньше…» — а потом попросила Глеба раздуть костер, чтобы приготовить завтрак.
Глеб молча раздул костер, навалил сверху хвороста, сел в сторонке и принялся методично чистить сначала пистолет, а потом винтовку — ему нужно было успокоиться и подумать, а лучшего способа сосредоточиться, чем чистка оружия, он не знал. Существовала еще и классическая музыка, но она осталась далеко позади — там, где горели электрические огни и гудели сигналы застрявших в пробках автомобилей.
Тянитолкай встал, потянулся, взял под мышку карабин и вразвалочку зашагал прочь от костра.
— Куда? — резко вскинув голову, испуганно спросила Горобец.
— Туда, — расплывчато ответил Тянитолкай, махнув рукой куда-то в гущу осинового молодняка. Горобец продолжала требовательно и испуганно смотреть на него снизу вверх, и он сказал, досадливо крякнув: — Ну, Женя, ну что ты, ей-богу! Утро, понимаешь? Надо мне, неужто непонятно!
— Недолго, ладно? — просительно сказала Горобец.
— Это уж как получится, — все так же туманно ответил Тянитолкай и, треща сухими ветками, скрылся в кустах.
— Если что, пукни погромче! — крикнул ему вслед Гриша.
— Гляди, чтоб тебя в болото не снесло, — донеслось из гущи осинника, и треск веток затих в отдалении.
«Что-то они сегодня разговорились, — подумал Глеб. — И все не по теме… С чего бы это?»
Тянитолкая не было долго — с полчаса, наверное, а может, и дольше. Горобец заметно нервничала, глядя на часы, и Глеб совсем уже было собрался сжалиться над ней и пойти на поиски, когда в отдалении снова возник приближающийся треск и шорох веток. Минуту спустя к костру вышел Тянитолкай, с некоторым удивлением заглянул в дула направленных на него двух карабинов и пистолета, криво усмехнулся, прислонил свой карабин к дереву и сел у костра, по-турецки поджав длинные костлявые ноги в мокрых по щиколотку сапогах.
— Нет дороги, — лаконично сообщил он, принимая у Евгении Игоревны горячую миску и запуская гнутую, рябую от старости алюминиевую ложку в аппетитно пахнущий пар. — Куда ни ткнись, кругом одно болото. Если вообще куда-то двигаться, то разве что назад.
— Это точно? — спросила Горобец, переставая есть. У нее даже лицо вытянулось от огорчения.
— Точнее не бывает. А чему тут удивляться? Это же тайга! Вокруг здешних болот можно годами ходить — обойдешь одно и сразу же в другое ухнешь…
— Значит, придется вернуться. Попробуем обойти болото с другой стороны. И не надо на меня так смотреть! Каменный ручей совсем рядом, вон там, — она махнула рукой, указывая направление, — прямо за болотом!
Гриша перестал есть и поверх миски выразительно посмотрел на Глеба. Глеб ответил ему пустым, равнодушным взглядом и сосредоточился на еде. Краем глаза он заметил, как Гриша укоризненно покачал головой и вернулся к прерванному завтраку. Так же, боковым зрением, он видел, что Евгения Игоревна внимательно смотрит на него, явно ожидая привычной песенки: я как ответственный за безопасность экспедиции настаиваю… Ну, и так далее. «Черта с два, — мстительно подумал Глеб, истово хлебая полужидкую перловку с волокнами тушеной говядины. — Ни на чем я больше не буду настаивать. Посмотрим, что вы запоете, лишившись официальной оппозиции».
Так ничего и не дождавшись, Горобец опустила взгляд, и на ее лице Глебу почудилось озадаченное выражение. Впрочем, оно тут же исчезло. «Правильно, — подумал Слепой. — Она думает так: вот вернемся на прежнее место, и тогда наш чекист опять начнет проситься домой. Логично, конечно, только никуда проситься я не начну. Хватит! Пора, наконец, разобраться во всей этой ерунде с тиграми- оборотнями…»
Если бы кто-то спросил его, почему он избрал именно эту тактику, а не какую-нибудь другую, Глеб затруднился бы с ответом. Просто он очень хорошо помнил свое последнее выступление на тему «А не повернуть ли нам восвояси?», состоявшееся накануне вечером. Тогда ему вежливо, но твердо предложили заткнуться и не путаться под ногами. Что же изменилось сегодня? С чего это того же Гришу вдруг потянуло к цивилизации, да так сильно, что он прямо предложил Глебу вступить с начальницей в интимную связь, дабы заставить ее переменить решение? Почему, если уж ему так неймется, он не может встать и сказать: «Хватит дурака валять, айда по домам!»? И что, любопытно, думает по этому поводу вечно молчащий Тянитолкай?
Помимо всего этого, у Глеба имелись еще кое-какие соображения, нуждающиеся в проверке. Ему вдруг вспомнилась одна мелочь, до сих пор по разным причинам ускользавшая от его внимания, и в свете этой мелочи все происходящее неожиданно приобрело совсем иную окраску: трагедия превратилась в фарс, любовная драма — в шутливый водевиль, а зверски изуродованный труп проводника Пономарева получил незавидный статус театрального реквизита, пригодного к тому же только для одноразового использования.
Дальнейшие события убедили его в ошибочности этого мнения, но тогда, за завтраком, Слепой еще не знал, что его ждет, и время от времени осторожно оглядывался по сторонам, рассчитывая уловить потаенное шевеление в гуще осинника и гадая, где схоронился живой и здоровый Вовчик.
Позавтракав, они распределили по рюкзакам продукты, которые до этого нес Вовчик. Личные вещи исчезнувшего морского пехотинца вместе с его выпотрошенным рюкзаком остались лежать у потухшего костра, и это заставило Глеба лишний, раз усомниться в его смерти. Правда, лишний карабин Тянитолкай на
