— А я знаю? — огрызнулся Глеб, прекрасно видевший, что впереди действительно нет ничего, что напоминало бы вешку.
— А кто знает? — возмутился Тянитолкай. — Что, так и будем стоять, пока нас тут не засосет к чертям собачьим?
— Пойдемте, пожалуйста! — с мольбой в голосе повторила Горобец и, помедлив, упавшим голосом добавила: — Куда-нибудь…
«Детский, сад, — подумал Сиверов. — Куда-нибудь… Куда? Может, этот гад нарочно вешек понаставил, чтобы нас в болото заманить? А сам сидит у нас за спиной, на твердом берегу, за каким-нибудь бревном — есть там одно, очень удобное, прямо не бревно, а готовая огневая точка, я сам видел, — хихикает, сволочь, в кулак и ждет, что мы предпримем: сами утонем или все-таки вернемся и дадим ему возможность перестрелять нас по одному, как в тире…»
Орудуя слегой, он нащупал впереди себя метр относительно твердой поверхности, прошел этот метр, потом продвинулся еще немного и стал: дальше дороги не было, слега проваливалась в трясину, как в огромный, глубиной с Атлантику, чан с густым молочным киселем. «Какой там еще кисель, — подумал Глеб, тщетно пытаясь отыскать внезапно оборвавшуюся тропу. — Дерьмо, вот на что это больше всего похоже. Славная смерть — утонуть в бескрайней яме с дерьмом…»
Потом он повернул голову направо — случайно повернул, безо всякого умысла, — и увидел вешку. Она стояла метрах в двадцати от него, справа, и идти к ней нужно было почти под прямым углом к прежнему направлению движения. До сих пор вешку скрывал островок, зато теперь она была видна как на ладони. «Лучше бы мне ее не видеть, — подумал Глеб. — Ну и зрелище!»
— Есть вешка, — не оборачиваясь, сообщил он своим спутникам. — Сейчас пойдем. Только, пожалуйста, без нервов.
— С чего это мы станем нервничать? — ворчливо осведомился Тянитолкай.
Глеб не ответил — он искал тропу. Сначала ему показалось, что тропы нет, но вешка маячила впереди, ее ни с чем нельзя было спутать, а значит, дорога все-таки была — ведь прошел же здесь тот, кто установил вешки! Потом конец слеги уперся во что-то твердое примерно в полуметре от ног Сиверова.
— Осторожно, — сказал он, — здесь надо перешагивать. Делай, как я.
Он шагнул так широко, как позволяла ему облепившая ноги вязкая дрянь, и утвердился на скользкой кочке. Дальше снова была яма без дна, а за ней — новая кочка.
— Да, — сказал Глеб, — это не Новый Арбат.
Он снова шагнул вперед и услышал, как Тянитолкай с шумом перебрался на только что оставленную им кочку. Потом тезка Сиверова охнул и вполголоса выругался скверными словами — он увидел вешку, и это зрелище не оставило его равнодушным.
Вешка представляла собой серебристо-серый от времени и непогоды деревянный шест в черных ошметках отставшей коры. На верхушке шеста, скаля зубы в жуткой ухмылке, торчал человеческий череп с приставшим к макушке пучком когда-то ярко-рыжих, а теперь наполовину обесцвеченных волос. Он был виден во всех подробностях, начиная от аккуратной круглой дырки почти точно посередине лба и кончая золотыми коронками на двух верхних резцах.
— Красавец, — обернувшись к Тянитолкаю, сказал Глеб. — Это не ваш?
— Не наш, — ответил Тянитолкай, с ненавистью глядя на череп. — В той экспедиции рыжих не было. Охотник, наверное. Вернее, браконьер. Да, кто-то здесь времени даром не терял…
— О чем вы? — спросила сзади Горобец.
— О погоде, — хмуро ответил Тянитолкай. — Не торопи события, сама все увидишь.
Глеб уже нащупал продолжение тропы и перебрался туда. Тянитолкай занял его место, освободив путь для Евгении Игоревны. Та шагнула вперед, стала одной ногой на скрытую под грязной водой скользкую кочку и тут увидела то, о чем только что разговаривали ее спутники.
— О господи! — сказала она и тут же вскрикнула: — Ай!..
Глеб услышал этот испуганный крик и понял, что Горобец упала, раньше, чем его ушей коснулся тяжелый всплеск. Ленивая волна ударила его сзади под колени, ряска закачалась на черной воде, и торчавшая в трех метрах от Глеба коряга несколько раз медленно поднялась и опустилась, как будто кто-то махал рукой из-под воды, зовя их присоединиться к компании. Судя по доносившимся сзади звукам, Горобец совершенно потеряла голову от ужаса и делала то, чего ей делать было нельзя: колотила по воде руками, дергала ногами, хрипела, булькала и пускала пузыри, сквозь которые время от времени прорывались полные слепой паники отрывистые крики.
Осторожно, стараясь не делать резких движений, Глеб развернулся на сто восемьдесят градусов и увидел, как Горобец барахтается в полутора метрах от тропы. «Это как же ее угораздило так далеко улететь? — с чувством близким к бессильному отчаянию, подумал Сиверов. — Нарочно, что ли, от кочки оттолкнулась, чтобы уж наверняка? Ну, и как прикажете ее оттуда вылавливать?»
Вопреки его подозрениям, Тянитолкай даже не подумал бросить свою начальницу в беде, а немедля поспешил на выручку.
— Держи! — крикнул он и протянул Глебу испачканный тиной, скользкий конец своей слеги.
Глеб ухватился за него, отдав должное тезкиной смекалке: балансируя на скользкой да вдобавок еще и невидимой глазу кочке, он вряд ли преуспел бы в спасательных работах. Заручившись надежной опорой, Тянитолкай протянул Евгении Игоревне свой карабин, впопыхах повернув его стволом вперед — так, словно собирался не вытащить «солдата Джейн» из трясины, а пристрелить, чтобы не мучилась.
Горобец дико посмотрела в дуло направленного на нее карабина, испуганно отшатнулась, а потом, сообразив, вцепилась в ствол обеими руками. Глеб постарался покрепче упереться ногами в скользкую, вязкую почву, предчувствуя дальнейшее.
— Готов? — не оборачиваясь, спросил Тянитолкай и, не дожидаясь ответа, начал тянуть.
Он оказался силен, а Горобец увязла крепко, так что Глебу пришлось туговато. Покрытый жидкой грязью конец слеги норовил выскользнуть из ладони, и очень скоро Глеб почувствовал, что начинает потихонечку съезжать со спасительной тропы — еще немного, и самого придется вытаскивать.
