— Боже мой, — оживленно, взахлеб заговорил Возчиков, — боже мой, какое счастье! Неужели это не сон? Глеб Петрович, Евгения Игоревна! Господи, я ведь уже и надеяться перестал, а вы — вот они! Вы себе просто не представляете, как я рад! А где остальные? Кто еще с вами?
— Обыщи его, — сказал Глеб Тянитолкаю.
Возчиков замолчал, на полуслове оборвав свою радостную тираду. В лице его что-то дрогнуло, он внимательно, будто в первый раз, посмотрел на сгорбленную фигуру по-прежнему сидевшей на камне Горобец, рассеянно скользнул глазами по Глебу, которого не знал, вгляделся в мрачного, заросшего седоватой щетиной Тянитолкая и, наконец, перевел взгляд на слабо дымившийся в отдалении костер, возле которого не было ни палаток, ни людей — ничего, кроме двух смятых спальных мешков и трех тощих, полупустых рюкзаков. Он все смотрел на это жалкое и красноречивое зрелище, даже не замечая того, что делал с ним Тянитолкай, и Глеб увидел, как из-под схваченного грязным пластырем стекла выкатилась и пропала в спутанной бороде одинокая мутная слеза.
— Сколько… Сколько вас было? — с трудом, будто сквозь ком в горле, хрипло проговорил он.
— Пятеро, — угрюмо ответил Тянитолкай. — И еще проводник.
— Этого следовало ожидать, — почти шепотом произнес Возчиков. — Да-да, следовало ожидать, но я все равно не ожидал… Знаете, — сказал он с болезненной улыбкой, обращаясь почему-то непосредственно к Глебу, — мне почему-то казалось, что этот кошмар кончится сам собой, автоматически, как только сюда явится поисковая партия. Так маленький ребенок, боящийся темноты, верит, что все чудовища исчезнут, как только мама придет и включит в комнате свет. Наверное, ни одному ребенку, который дрожит от страха в темной комнате, не приходит в голову, что притаившиеся по углам монстры могут наброситься на его маму и разорвать ее на куски раньше, чем она дотянется до выключателя. Вот и мне, знаете ли, как-то не пришло в голову…
— Пойдемте к костру, — устало сказал Глеб, которому вовсе не улыбалось опять выслушивать беспредметные излияния по поводу монстров, людоедов, упырей, оборотней и прочей нечисти. — Там поговорим. Заодно и позавтракаем. Не знаю, как вы, а я не прочь заморить червячка. Сегодня у нас на завтрак зайчатина.
— О! — удивленно произнес Тянитолкай, на глазах обретая бодрость духа.
— Боже мой, — мечтательно закатив глаза, проговорил Возчиков, — горячая пища!
— Пойдемте, — повторил Глеб и, подойдя к Горобец, тронул ее за плечо. — Пойдем, Женя. Все нормально. Мы сделали свое дело — нашли экспедицию твоего мужа. Теперь нужно подумать, что нам делать с этой находкой…
Возчиков тихонько рыгнул, деликатно прикрыв рот лоснящейся от жира ладонью, потом прижал ее к сердцу и торопливо раскланялся со всеми, принося присутствующим безмолвные извинения за свои лесные манеры.
— Виноват, — совладав с отрыжкой, сказал он, — совсем одичал… Да и то сказать: год в тайге!
— Вы наелись? — неприятным голосом спросила Горобец, глядя при этом не на собеседника, а в землю у себя под ногами.
— Благодарю вас, — ответил Возчиков, бросив на нее виноватый взгляд из-под очков, — я сыт. Настолько сыт, что боюсь лопнуть. Давно так не наедался. С тех самых пор, как…
Он осекся, торопливо снял очки и принялся суетливо протирать их полой грязной, полуистлевшей рубашки, проявляя явное нежелание смотреть своим спасителям в глаза.
— Тогда, быть может, вы расскажете нам, что случилось с экспедицией? — все так же глядя в землю, спросила Горобец прежним неприязненным тоном.
Возчиков перестал протирать очки и на некоторое время замер, согнувшись в три погибели, как будто его мучила острая резь в животе. Затем он медленно распрямился, нацепил очки на переносицу и с сокрушенным вздохом забрал в горсть свою растрепанную бородищу.
— Разумеется, я все расскажу, — тихо произнес он. Его глаза за стеклами очков непрерывно бегали, как два загнанных в ловушку маленьких, юрких зверька, покрытый желтоватой корочкой, на щеке розовел горизонтальный шрам. Смотреть на него было неприятно, но Глеб преодолел брезгливую жалость и не отвел глаз. — Я расскажу, — повторил Возчиков. — Было бы странно, если бы я… Короче, я обязан, и я расскажу. Только имейте в виду, этот рассказ никому из нас не доставит удовольствия — ни мне, ни вам. Особенно вам, Женя.
— Умоляю, прекратите эту пытку, — проговорила Горобец сквозь стиснутые зубы. На скулах у нее играли желваки, глаза по-прежнему смотрели в землю. — Говорите же, наконец, черт бы вас побрал! Иначе я пожалею, что не пристрелила вас там, на берегу…
— Да-да, — суетливо поправляя очки, сказал Возчиков, — да-да, я понимаю, понимаю, я расскажу… Поймите, я нахожусь в затруднении, потому что… Видите ли, мне будет тяжело говорить, вам будет трудно слушать, но труднее всего окажется поверить, что я говорю правду.
— А ты попробуй, — проворчал Тянитолкай. — Мы тут такого насмотрелись, что нас уже ничем не удивишь. Давай, Олег Иванович, выкладывай, чего вы тут наколбасили. Как в песне поется: кто виноват и в чем секрет…
— Хорошо, — рассеянно проговорил Возчиков, — как прикажете… Он глубоко вздохнул, собираясь с духом, и стал рассказывать:
— Сейчас мне самому это кажется наивным и глупым, но, отправляясь в эту экспедицию, я всерьез полагал, что мы едем изучать пути миграции тигров. Как вам известно, нас было десять человек— четверо научных сотрудников и шестеро так называемых разнорабочих… То есть тогда я ни на минуту не усомнился, что это именно рабочие. Помнится, их непомерное количество вызвало у меня некоторое недоумение, но и только. Мне было не до них, и вообще я подумал, что это, наверное, даже неплохо: можно будет заниматься наблюдениями, не отвлекаясь на бытовые мелочи, на всякое там собирание хвороста, установку палаток и прочее… И потом, согласитесь, тигры — это все-таки не хомячки. Мало ли что… Да и Андрей Николаевич, — Возчиков бросил быстрый взгляд на Горобец, но та никак не отреагировала, услышав имя мужа, — Андрей Николаевич всегда славился своим стремлением при первой же удобной возможности общаться с тиграми накоротке. В общем, я решил, что рабочие нужны ему для строительства всяких там клеток, ловушек и тому подобного. Ну, и для безопасности, конечно, потому что поговаривали, будто здесь промышляют какие-то браконьеры…
