и начала нагреваться. Дорожный просвет у 'мерина' был совсем низкий; не имея возможности развернуться, Глеб кое-как затолкал ногами на место тяжелую решетку, ударил пяткой, загоняя ее в паз, и в этот момент машина медленно, осторожно тронулась с места.
Сиверов поспешно поджал ноги, чтобы не торчали из-под бампера, и успел, перебирая руками по трубе, продвинуться примерно на полметра в сторону багажника. Тут сидевший за рулем молодой армянин лихо газанул и вывернул руль, задним ходом выводя машину на дорогу. Это была именно та манера вождения, на которую рассчитывал Глеб; он непременно засмеялся бы, если бы шершавый асфальт не обдирал ему спину и пятки. Ощущение было такое, что кожу на спине содрало начисто и теперь он скребет по дороге голыми позвонками.
Водитель, как и следовало ожидать, сразу же сбросил газ и выключил передачу. По всей видимости, он также нажал на педаль тормоза, однако на движении машины это никак не отразилось: 'Мерседес' продолжал катиться назад, наискосок пересекая проезжую часть и даже понемногу набирая скорость, благо дорога шла под уклон. Послышались встревоженные крики – кто-то из прохожих понял, что творится что-то не то.
Водитель растерялся совсем ненадолго – секунды на четыре, не больше, – но за каждую из этих секунд Глеб, не задумываясь, отдал бы по тысяче долларов. Эти мгновения были бесценны, каждое из них укрепляло и цементировало его план. Потом водитель, опомнившись, рванул ручной тормоз, и машина стала с глухим металлическим звуком, похожим на удар.
В два рывка, обжигая ладони о нагревшийся глушитель, Глеб подтянулся к корме автомобиля и осторожно выглянул из-под бампера. Народ на улице был, но в его сторону никто не смотрел. Да это и не имело значения, все равно никто ничего не поймет...
Ухватившись за скользкий округлый бампер, Сиверов с трудом протиснулся в узкую щель между его нижним краем и мостовой, после чего лег на асфальт, картинно разбросав руки и закатив глаза, в позе кинематографического героя, сраженного вражеской пулей. Нижняя часть его тела почти до пояса скрывалась под задним бампером 'Мерседеса', а грязь, которой он извозил одежду, ползая сначала по канализации, а потом под днищем машины, служила дополнительным штрихом, сообщавшим картине подлинное правдоподобие. Между делом он заметил, что 'мерин' докатился почти до бордюра на противоположной парковке стороне улицы, и мысленно попенял водителю: ну, нельзя же быть таким чайником, так ведь и в самом деле можно кого-нибудь ушибить...
Его наконец заметили. 'Человека сбили!' – закричала какая-то женщина. Судя по голосу, она была пьяна. Впрочем, в данное время в данной конкретной части данного города найти трезвого свидетеля было бы, пожалуй, нелегко.
'Убили! – загомонили другие голоса. – Задавили насмерть! А кровищи-то, кровищи!' Глеб даже немного испугался, но насчет кровищи кричали откуда-то издалека, и он успокоился: это просто рождалась легенда.
'Сволочи, – с затаенной ненавистью произнес еще один голос, – зальют зенки, нанюхаются всякой дряни и людей давят почем зря! Взять бы булыжник да в лобовик, чтоб неповадно было! Понаехало черных на наши головы...'
'Да, – подумал Глеб, – такой вариант мне как-то даже и в голову не приходил. Может, они его правда разорвут, а мне и делать ничего не придется?' Впрочем, он понимал, что рвать никто никого не будет: все кругом знали, чья это машина, и связываться с Гаспаряном никому не хотелось. Вообще, момент был решающий; Глебу пришло в голову, что, если бы не отказ тормозов, Гаспарян запросто мог бы уехать, оставив сбитого им человека валяться на дороге, как банановую кожуру.
Ему казалось, что это продолжается целую вечность, но вот наконец двери 'Мерседеса' распахнулись и оттуда вылезли водитель и охранник.
– Что такое, ара, э? – послышался гортанный возглас последнего. – Ты где права купил – на рынке? Сколько баранов отдал, слушай?
– Молчи, слушай! – огрызнулся водитель. – Сам ничего не понимаю! Тормоза отказали. Как такое может быть, э? Машина новая, утром все проверял!
– Бандиты! – крикнул кто-то. – Куда милиция смотрит?
– Э, ара, зачем такое говоришь? – с ненавистным Глебу фальшивым южным дружелюбием запел водитель. – Тебя кто трогал? Где авария, где катастрофа, почему злишься, зачем кричишь? Машина немножко сломался, сейчас чинить будем, э!
– Его тоже починишь? – спросил кто-то, по всей видимости имея в виду распростертого на асфальте Глеба.
– Кого 'его'? Э! – В голосе водителя послышался неподдельный испуг. – Э-э-э?! Откуда взялся, слуша-а- ай?!
Охранник вслед за ним заглянул под задний бампер и длинно присвистнул. Потом он что-то негромко, но очень горячо произнес по-армянски; в потоке чужой речи Глебу послышалось знакомое и недвусмысленное русское словечко 'линять'.
– Куда линять, э?! – с горя позабыв родной язык, почти закричал водитель. – Тормоза не работают – как линять? Пешком, э?!
Снова щелкнул замок, машина закачалась.
– Что за базар, уважаемые? – послышался голос Гаспаряна. – В чем проблема, Армен?
Глеб осторожно приоткрыл один глаз – как раз вовремя, чтобы увидеть, как растерянный водитель молча кивает в его сторону. Потом над верхним краем багажника, как темная луна, взошло изуродованное в давних схватках мрачное лицо Ашота Васгеновича. Некоторое время он смотрел на Глеба, не издавая ни единого звука и, по всей видимости, решая, как быть. Длилось это совсем недолго, да и думать, в сущности, было не о чем: Слепой постарался не оставить Гаспаряну ни одной лазейки, кроме той, что вела прямиком в расставленный им капкан.
– Ты что наделал, ишак?! – приняв единственное возможное решение, напустился на водителя Гаспарян. – Куда ты смотрел, бараньи мозги? Отсидишь срок – куплю тебе осла, будешь им управлять!
– Я назад смотрел, – угрюмо оправдывался водитель. – Клянусь, Ашот Васгенович, его сзади не было!
– А откуда взялся, э?! С неба упал? Ты что, ишак, не понимаешь? Ночь на дворе, люди отдыхают!
