– С Оловянниковым? – переспросил он, будто не расслышав, и смущенно кашлянул в кулак. – Но, простите... Вы разве не знаете?
Глеб знал; ему сообщили эту новость по телефону полчаса назад, но он хотел услышать ее из уст господина Семирядного.
– Не знаю чего? – сурово спросил он, стараясь не смотреть на свое отражение в висевшем на стене зеркале: с крашеными волосами и накладными рыжими усиками он здорово напоминал себе поп-звезду районного или, в лучшем случае, областного масштаба.
– Но Оловянникова... Понимаете, его нет. Он... он умер.
– Что значит 'умер'? – нахмурился Глеб.
– Убит, – неохотно выговорил Семирядный. – Такая ужасная история, представьте... Сегодня похороны, в два часа...
– Как так 'убит'? – удивился Глеб. – Как это произошло?
– Ограбление, – вздохнул Семирядный. – Ворвались в квартиру, ударили по голове... А у него, у Игоря, и брать-то было нечего. Компьютер унесли, магнитофон... У него даже телевизора не было, он его не признавал.
– Компьютер и магнитофон... – задумчиво повторил Глеб. – Сидел, наверное, работал, позвонили в дверь, он и открыл... Может, знакомый позвонил?
Семирядный вздрогнул и переменился в лице. Не будь у Глеба так погано на душе, он непременно засмеялся бы, глядя, как корчится этот тип. Все было понятно; собственно, надобность в дальнейшем разговоре уже отпала. Семирядный явно не ожидал, что ему будут задавать вопросы на эту тему, да еще в таком тоне. Это говорило о многом, но Глебу хотелось полной ясности, и он спросил:
– Так вы не в курсе, кто мог позвонить ему в дверь? Кто-то, кого он хорошо знал и кому доверял... А?
– Я не понимаю... – начал Семирядный. Потом он взял себя в руки. Глеб видел, чего ему это стоило, – и довольно агрессивно осведомился: – А по какому, собственно, праву вы меня допрашиваете? Вы кто?
– Да не допрашиваю я вас, – сказал Сиверов, сбавив тон. – Что вы, ей-богу? Просто я сбит с толку и, признаться, огорчен. Он был очень хороший журналист, и у меня к нему было дело... В конце концов, я хотел бы получить назад свою вещь, которую дал ему на время.
– Вещь, которую вы ему дали? – За толстыми линзами очков зажегся огонек любопытства, и это не ускользнуло от внимания Слепого. – Ну, не знаю. Квартира его опечатана, так что я очень сомневаюсь... По крайней мере, в ближайшее время, пока не закончится следствие...
– Если все было так, как вы мне рассказали, следствие вряд ли вообще когда-нибудь закончится, – доверительно сказал ему Глеб. – Вам ли не знать, как работает наша милиция!
Семирядный снова изменился в лице. Похоже, он знал о работе местной милиции намного больше, чем ему хотелось бы.
– Но, – продолжал Глеб миролюбиво и даже просительно, – может быть, он оставил это здесь, в редакции? В конце концов, не факт, что он унес эту вещь к себе домой, она ведь имела самое прямое отношение к его работе... Вы не посмотрите у него в столе? Я был бы вам очень благодарен.
– Вообще-то, Игорь обычно работал дома, особенно над серьезными материалами, – с сомнением сказал Семирядный. – Вы видите, у нас тут тесновато, места всем не хватает, так что я только приветствую, когда кто-то берет работу домой. Собственно, своего стола, как такового, у Игоря здесь не было, но я могу проверить, узнать... А о какой вещи идет речь? Если это не секрет, конечно.
– Секрет, – сказал Глеб. – Но, если я вам не скажу, вы же не будете знать, что искать, верно?
Судя по тому, как по-новому, испытующе, с насмешливым прищуром взглянул на него Семирядный, эта идиотская фраза Глебу удалась на все сто. Теперь перед главным редактором стоял не ангел мщения, а обыкновенный посетитель – самоуверенный, агрессивный и очень недалекий. Такого ничего не стоило обвести вокруг пальца, и господин главный редактор засучив рукава взялся за дело.
– Совершенно верно, – сказал он. – Конечно, вы правы. Так о какой вещи идет речь?
– Даже не знаю, – изображая тяжкие сомнения, протянул Глеб. – Но делать нечего... Понимаете, нельзя, чтобы эта штука валялась у всех на виду. Это все равно что держать на полке с игрушками в детском саду заряженный пистолет, так что, сами понимаете... Короче, это магнитофонная кассета. Обычная, стандартного размера.
– Ага, – сказал Семирядный. Лицо у него сделалось нарочито безразличное, почти отсутствующее, а тревожный огонек за стеклами очков разгорелся ярче. – А на кассете?.. – вкрадчиво спросил он. – Какое- нибудь интервью?
– Не совсем, – сказал Глеб, продолжая изображать колебания. – Просто запись разговора нескольких серьезных мужчин... Мне кажется, Игорь должен был поставить вас в известность, потому что дело довольно серьезное. Он вам ничего не говорил?
По лицу Семирядного прошла тень, похожая на тень пробежавшего по ясному небу облака, а в следующее мгновение господин главный редактор уже с умным видом морщил лоб, изображая мучительное раздумье.
– Нет, – сказал он наконец, – извините, не припоминаю. Скорее всего он ничего мне не говорил, иначе я бы помнил. А может, он просто решил, что материал не представляет для газеты интереса. Вы не обижайтесь, но это часто случается. Каждому человеку кажется, что его проблема – единственная в своем роде, самая важная на свете и, уж конечно, представляет огромный интерес для широкого круга читателей. А на деле это сплошь и рядом оказывается совсем не так. Вы уж не взыщите, но с этой вашей кассетой могло произойти что-то в этом роде.
– Да вряд ли, – не покривив душой, возразил Глеб.
– Ну, разумеется, – с намеком на ироническую улыбку сказал Семирядный. Видно было, что подобные разговоры ему вести не впервой и он чувствует себя, что называется, на коне. – Конечно, вам виднее. Подождите минуту, я быстренько все узнаю. Сейчас позвоню в редакцию, спрошу...
