Он снял телефонную трубку и стал набирать номер. Глеб ему не мешал: ему было любопытно, как далеко Семирядный зайдет в своем стремлении вырыть себе могилу. Судя по всему, господин редактор твердо решил пройти эту дорогу до самого конца. Глядя на него, Сиверов вспомнил один из афоризмов Акутагавы: 'Идиот уверен, что все вокруг – идиоты'.
Длинные волосатые пальцы главного редактора лихо пробежались по кнопкам телефонного аппарата; закатив глаза к потолку, чтобы не смотреть на посетителя, Семирядный дождался ответа и сказал:
– Алло, Петр Иванович? Это...
Ждать дальше не имело смысла: главные слова были сказаны. Глеб сделал шаг вправо, наклонился и выдернул телефонный провод из розетки. Семирядный уставился на него, удивленно хлопая глазами. Он растерянно посмотрел на мертвую телефонную трубку в своей руке, снова перевел взгляд на Глеба, нервно облизал побелевшие губы и спросил дрогнувшим голосом:
– Что вы себе позволяете?!
– Ну-ка, не ори, – сказал ему Глеб. – Ты кому звонил?
– Да в редакцию же! В соседнюю комнату. Хотел сказать, чтобы вашу кассету поискали.
– Отменно, – сказал Глеб. – А что, если я сейчас дам тебе в лоб, чтобы ты немножко отдохнул под столом, а сам открою соседнюю дверь и спрошу, кто тут Петр Иванович? Ты ведь знаешь, что мне там ответят, правда? Ты кому звонил, умник, – Скрябину?
– Прекратите хулиганить, – стараясь говорить твердо и повелительно, потребовал Семирядный. Увы, голос у него дрожал, глаза бегали, а руки суетливо перебирали лежавшие на столе бумаги, из чего можно было сделать вывод, что господин главный редактор здорово напуган. – Я позову на помощь!
– Давай, – сказал Глеб и ухмыльнулся так свирепо, как только мог, – давай зови. Твоим коллегам будет очень любопытно узнать, из-за чего и, главное, с чьей помощью убили Оловянникова. Я, конечно, хочу с тобой побеседовать, но не настолько, чтобы тебя у них отнимать. Я им честно скажу: действуйте, братцы, я ничего не видел. А? Ведь никто из них не придет на твои похороны! Зато на твою могилку они будут наведываться частенько – кто плюнуть, а кто и нужду справить. И ведь поделом, согласись! Так что, давай ори, да погромче!
– Что вы несете?! – возмутился Семирядный, но сказано это было вполголоса, что и требовалось доказать. – Кто вы такой, чтобы бросаться такими обвинениями? Да вы соображаете, что говорите? Сумасшедший!
– Сумасшедшим меня сегодня уже называли, – согласился Глеб, вспомнив Розу Соломоновну. – Может, так оно и есть? Может, я опасный маньяк, а? Пожалуй, что так.
С этими словами он неторопливо выпростал из-под куртки пистолет и демонстративно передернул затвор. Толстая труба глушителя, из-за которой 'глок' выглядел непомерно длинным, уставилась Семирядному в лоб.
– Болтать мне с тобой некогда, – сказал Глеб, отводя за спину свободную руку и на ощупь запирая замок. – Мы, маньяки, ужасно занятой народ – того покалечь, этого пришей, от ментов ускользни... В общем, дел выше крыши, буквально ни минуты свободной. А на тебя я уже и так потратил... – он посмотрел на часы и огорченно покачал головой: – Ну вот, семи минут как не бывало. Ну, что с тобой за это сделать? Давай рассказывай, как было дело. Подробно и доступно. Но кратко, без комментариев и лирических отступлений. Эта штука стреляет совсем тихо, так что не сомневайся, выстрелить я не побоюсь.
– Я этого не хотел, – сказал Семирядный. – Честное слово, не хотел!
– Не сомневаюсь, – сухо сказал Глеб. – Погоди-ка, приятель. Диктофон у тебя есть? Должен быть, не отпирайся! А нет, так я к твоим подчиненным быстренько смотаюсь, у них позаимствую. Ну?!
Семирядный вздохнул, полез в ящик стола и достал оттуда диктофон.
– Отлично, – сказал Глеб, уселся на стул для посетителей и быстро проверил пленку. – Одной кассеты я по твоей милости лишился, зато теперь получу другую. Хотя обмен, должен сказать, неравноценный. Да ты и сам это прекрасно знаешь. Итак, приступим. Выкладывай.
Он включил диктофон на запись и откинулся на спинку стула, держа пистолет так, чтобы Семирядный все время его видел.
– Я даже не знаю, с чего начать...
– Давай прямо с главного: кто?
Семирядный болезненно скривился, снова полез в стол и достал сигареты.
– Вы позволите?
– Курение укорачивает жизнь, – сказал Глеб. – Впрочем, тебе это уже безразлично, так что валяй, травись. И не тяни резину, говорить все равно придется.
Семирядный энергично помотал головой и окутался облаком табачного дыма.
– Я не тяну, поверьте. Просто эта история не из тех, которые легко рассказывать. Это такое дерьмо! Разве я мог подумать, что он...
– Кто? – повторил Глеб.
– Скрябин. – Это прозвучало так, словно Семирядный не произнес фамилию начальника милиции, а выплеснул ее вместе с рвотой. – Он давно велел мне не спускать с Игоря глаз, а дня за два до его смерти снова позвонил и предупредил, чтобы я был особенно внимателен и заранее докладывал ему обо всех материалах, над которыми работает Игорь.
– Погоди, – остановил его Глеб. – Что значит 'велел'? Вы же независимая газета! А как насчет свободы слова?
Семирядный снова болезненно скривился, как будто своим вопросом Глеб ткнул его в больное место.
– Независимая, – подтвердил он. – Свободная, как птица в полете. Только одной свободой сыт не
