дождливой Польше, наверняка уже начал подергиваться в памяти княжны легкой дымкой забвения, теснимый другими, более свежими впечатлениями и образами.
Юсупов испытал даже нечто вроде легкого разочарования, обнаружив, что княжна Вязмитинова слеплена из того же теста, что и другие девицы одного с нею возраста. Впрочем, названное обстоятельство существенно облегчало его задачу: путь был свободен, а значит, следовало ковать железо, пока горячо.
— Ничего иного мне просто не остается, — сказал он, как бы невзначай дотрагиваясь рукой в белой парадной перчатке до локтя княжны. — Наукам я, как вам известно, не обучен, так что, пытаясь вести с вами ученую беседу, рискую непременно вызвать ваш смех. Подозреваю, что вы не хуже моего разбираетесь в лошадях, но где это видано, чтобы обсуждать лошадиные стати с девицею?! Да и зачем это надобно? Могу ли я говорить о пустяках, о каком-то навевающем тоску вздоре, имея перед глазами предмет, денно и нощно занимающий все мои помыслы?!
— О каком предмете вы говорите, сударь? — с притворным изумлением спросила княжна.
— О, сударыня, неужто вам и вправду нравится меня мучить? Я говорю о вас. Неужели вы не замечаете, что делаете со мною? С той самой минуты, как я вас увидел, я ни о чем не могу думать, кроме вас. Я сражен наповал, и только уважение к вашему горю, невольной причиной коего послужил мой приезд, помешало мне сказать вам об этом раньше.
Княжна опустила зонт и снова принялась пытливо разглядывать своего собеседника, отчего тому сделалось слегка не по себе: казалось, глаза княжны видят его насквозь. Поэтому, чтобы не встречаться с юной хозяйкой Вязмитинова взглядом, Юсупов скромно потупился.
— Простите, сударь, — мягко промолвила княжна, закончив осмотр. — Поверьте, я очень ценю ваше доброе отношение. Но разговор о любви — а ведь это он и есть, не так ли? — кажется мне преждевременным. Я понимаю, что ваша поспешность продиктована обстоятельствами, и все-таки в данный момент не могу ответить вам взаимностью. Ваше общество мне приятно, но это пока все, что я могу вам сказать.
Юсупов заставил себя посмотреть ей в глаза, коснулся руки княжны и мягко завладел ею.
— Учтивость велит мне сказать, что ваш ответ меня осчастливил, — сказал он. — Но сердце диктует иные слова, и разум мой ему вторит, что, поверьте, случается не так уж часто. Понимаете ли вы, в каком находитесь положении? Известно ли вам, что вы со всех сторон окружены врагами — врагами, которые жаждут если не вашей крови, то ваших денег? Они плетут грязные интриги и распускают о вас гнуснейшие сплетни, а вы... Вы беззащитны перед ними! Моя сабля, мои пистолеты, моя жизнь — все принадлежит вам, сударыня, но этого может оказаться мало, чтобы защитить вас от посягательств этих стервятников. Оружие хорошо против мужчин, но, когда в дело вмешиваются женщины с их ядовитыми жалами, сталь и порох теряют силу.
— Я знаю, вы говорите о княгине Зеленской, — заметно помрачнев, откликнулась княжна. — Да, это серьезный противник. Но известно ли вам, что она меня боится?
— Боже, как вы чисты и наивны! — вскричал Юсупов. — Она вас боится! Ну конечно же, боится! Это-то и плохо! Когда вы напутаете ее окончательно, она может решиться на ужасное преступление. А вы ее совсем не боитесь, и это дурно. Нельзя недооценивать противника, Мария Андреевна! Поверьте боевому офицеру, страх порой толкает людей на поступки, которые после называют героическими. Люди совершают невозможное, убегая от собственного страха. Положение очень серьезное, Мария Андреевна. Рискуя навлечь на себя ваш гнев, я все-таки скажу прямо: единственный выход для вас — это поскорее выйти замуж. Тогда и только тогда планы княгини Зеленской, которые ныне столь близки к осуществлению, окончательно рухнут и будут похоронены раз и навсегда.
— Да, — сказала Мария Андреевна после продолжительной паузы. — Да, сударь, вам и впрямь не откажешь в откровенности и настойчивости. Нет, молчите! Вы и без того наговорили достаточно дерзостей, и извиняет вас только то, что сказаны они были из добрых побуждений. Я нисколько на вас не сердита, но прошу вас остановиться и не настаивать более на немедленном ответе. Время терпит, я знаю это наверняка, посему давайте отложим этот разговор.
— Как прикажете, сударыня, — сказал Юсупов почтительно, но в то же время с оттенком обиды. — Сожалею, если я показался вам грубым и неотесанным. Но мое поведение продиктовано единственно моей горячей любовью к вам...
— Прошу вас, не надо начинать сначала, — оборвала его излияния княжна. — Грубость бывает извинительна, но не давайте мне повода заподозрить вас в хитрости.
Юсупов поперхнулся.
— В хитрости?! — воскликнул он самым оскорбленным тоном, на какой был способен. — То есть вы хотите сказать, что я похож на... на... на охотника за приданым?!
— Нисколько, — сказала княжна, высвобождая руку, которая до сих пор оставалась в ладонях Юсупова. — Потому я и говорю: не продолжайте, не то как раз сделаетесь на него похожи.
— Вы правы, черт меня подери, — огорченно воскликнул Юсупов и тут же рассыпался в извинениях.
— Давайте поговорим о чем-нибудь другом, — предложила княжна.
— О чем же? О себе вы говорить не хотите, а обо всем остальном не хочу говорить я, потому что скучно... Ну вот, к примеру, расскажите, коли не секрет, зачем вы затеяли копать траншею в лесу?
— О, никакого секрета здесь нет, — рассмеялась княжна. — Я знаю, что для моих соседей и в особенности для княгини Зеленской сие начинание служит лишним поводом обвинить меня в безумии, но, бог с ними, пусть говорят, что хотят. Суть же моего проекта проста: это не траншея, а канал, по которому воды Черного озера потекут на поля, столь часто страдающие от засухи.
— Но позвольте, сударыня! — удивленно воскликнул Юсупов. — Размах, с которым все это задумано и осуществляется, воистину достоин древних властителей Египта. Однако помилуйте, здесь ведь Смоленская губерния, а не Сахара! Здесь все-таки бывают дожди — пусть не каждый день, но достаточно часто.
— Глупо зависеть от капризов погоды, — возразила княжна. — Пусть то, что я делаю, покажется кому- то капризом сумасбродной барышни, но я могу себе это позволить.
— А рыба? — спросил поручик, выглядевший настолько ошеломленным, что даже перестал украшать свою речь великосветскими завитушками.
Как ни странно, княжна поняла, что он имел в виду.
— Рыба не пропадет, — сказала она. — Я рассчитываю выкопать систему искусственных прудов. Рыба будет плодиться там под надзором специально приставленных к этому делу людей, и ловить ее будет легче, чем в лесном озере. К тому же озеро, хоть и сильно обмелеет, не пересохнет совсем. Со временем я планирую наполнить его водой, но предварительно хочу основательно очистить дно от топляков и прочего мусора. В последнее время ловить там рыбу стало положительно невозможно, рыбаки то и дело жалуются на то, что у них все время рвутся сети. А однажды, вы не поверите, они выловили из озера тележное колесо. Ума не приложу, как оно туда попало.
Поручик Юсупов глубокомысленно почесал бровь рукояткой своей трости. Позолота, которой была покрыта собачья голова, ярко сверкнула на солнце.
— Гм, — озадаченно произнес он. — Может быть, крестьяне выбросили?
— Колесо совершенно целое, — возразила княжна. — Крестьяне обыкновенно не выбрасывают вещей, которыми можно пользоваться, особенно таких добротных. И потом, я не совсем верно выразилась. Колесо было не от телеги, а скорее от армейской фуры. Точно такие же колеса я видела на фурах французов, которые везли в сторону Москвы порох и ядра, а оттуда — награбленное добро.
Поручик рассмеялся.
— Вы полагаете, что на дне озера может скрываться клад? — спросил он.
— Вряд ли, — равнодушно ответила княжна. — Да мне это и неинтересно. Поверьте, я достаточно богата, чтобы не болеть золотой лихорадкой. Кстати, о золоте. У вас очень любопытная трость. Эта песья голова действительно сделана из золота?
— Увы, — ответил поручик, сильнее обыкновенного налегая на трость. — Если бы она была золотой, я бы давно превратил ее в деньги. Нет, это всего-навсего дешевая позолота. Я купил эту палку по случаю в какой-то захудалой лавчонке и лишь потому, что мне трудно ходить без подпорки. Я бы проклял того галльского петуха, который прострелил мне ногу, но ему и без того досталось. Я сейчас разговариваю с
