уже подостывшую… но это же совсем не так интересно.
Женщина улыбнулась, ее длинные тонкие пальцы зарылись дочери в волосы. Улыбка получилась очень нежной… несмотря на иглы тонких клыков, на мгновение выскользнувших из-за полных алых губ.
В такие моменты Синтия снова чувствовала себя девчонкой. Детство… Пока оно с тобой, ты его не ценишь, мечтая как можно быстрее повзрослеть, чтобы перестать слышать со всех сторон: «Ты еще маленькая, вот подрастешь…» Но потом, спустя годы, так хочется снова стать ребенком, окунуться в родительскую ласку, избавиться от забот и проблем, вновь начать видеть мир исключительно в розовом свете. Да, Син уже выросла… и по меркам людей, и по меркам ее сородичей, она могла считаться взрослой, отметив несколько дект назад свой двадцатый год. Правда, люди не дали бы ей более четырнадцати или пятнадцати, и внешность девочки-подростка она утратит еще не скоро, детство вампиров длится долго… и в это время они особенно уязвимы. Может, именно от этого вампир рожденный — редкость. Мать Синтии, Келла, была вампиром рожденным, в отличие от отца, что сам подставил шею под обращающий укус, влекомый любовью к черноволосой красавице.
Она проглотила пышку, в который раз подумав, что такого мастерства ей, видимо, не достигнуть никогда. Даже если бы она этого страстно хотела. Мастерство хозяйки Синтию не прельщало ни в малейшей степени; вот мечи, обращению с которыми ее научил отец, — это совсем иное дело…
Отец был знатным мечником, в совершенстве владевшим этим искусством. Много лет назад — сейчас и не упомнить уж, сколько именно, Келла, тогда совсем еще юная вампирочка, непредусмотрительно поселившаяся неподалеку от большого многолюдного села, стала его очередным заданием. До этого Радену уже приходилось иметь дело с вампирами — и не простыми, а обозленными донельзя, любящими вкус человеческой крови и готовыми на все, дабы эту кровь заполучить. И потому к порученному делу он, как и весь его отряд из десяти видавших виды бойцов, отнесся со всем, должным вниманием — серебряное оружие, сети, лечебные эликсиры…
Неполная дюжина людей против одного взрослого вампира — не лучший расклад, но Раден верил в свои силы. До тех пор, пока не увидел Келлу… Сердцу не прикажешь. Сорокалетний охотник, проливший на своем веку куда больше крови, чем иной столетний вампир, он потерял голову, влюбившись сразу и навсегда. Много раз он уходил от Келлы, давая себе слово навсегда забыть дорогу в ее дом, — и столько же раз возвращался, не в силах изгнать из сердца ее образ. Появились морщины, волосы затянула изморозь седины, глубокий шрам пересек лицо — а она оставалась все такой же молодой и прекрасной.
И однажды он остался. Навсегда.
С того времени прошло много лет. Сменив человеческую сущность на сущность вампира сотворенного, Раден не утратил мастерства в фехтовании, и когда у него родилась дочь… он надеялся на сына, но что поделать, вампиры рожденные появляются на свет редко, но мальчики среди них — редкость еще большая. И когда родилась дочь, нареченная Синтией, он принялся учить ее тому единственному, что умел. Келла не возражала — пусть и непривычно видеть в руках девчушки тонкий, по ее росту, клинок, но зато за судьбу дочери можно было беспокоиться поменьше. Она сможет за себя постоять.
В последнее время Келла все чаще и чаще задумывалась над тем, что и это место, где они жили уже несколько лет, стало каким-то слишком уж… насиженным. Семья, живущая на затерянном в лесу хуторе, не слишком привлекает внимание, но слухи все же ползут, рано или поздно, но о том, что по соседству живут вампиры, становится известно многим. И тогда… тогда вопрос лишь в том, кто успеет первым. Вампиры — затеряться в лесах или солдаты — пустить хутор пеплом, перед этим порешив его хозяев.
Ходили слухи, что в землях, подвластных Ордену, к вампирам относились помягче. Келла никогда не бывала в тех местах, а Раден хотя и родился в Ордене, но покинул его еще в молодости, в поисках приключений — да так судьба и не дала вернуться. Они с Келлой не раз обсуждали идею перебраться в те края… Хотя орденцы и считали вампиров порождением Тьмы и достойными немедленной смерти, на самом деле зачастую оказывались более терпимыми… но это совсем не означало, что приграничная стража с готовностью пропускала на свою землю «кровососов».
Раньше родителей беспокоил возраст девочки, но теперь она была уже вполне взрослой, и можно было отправляться в путь.
— Вот окончится сезон садов, — Раден, все такой же седой, все с тем же шрамом, но за последние пять десятков лет ничуть не постаревший, — и двинемся помаленьку.
Келла взъерошила волосы мужа, одновременно лаская дочь. Она чувствовала себя счастливой — немногим вампирам в этом несправедливом мире выпадает хотя бы капля простого счастья. Если бы еще не нужно было каждые несколько лет, а то и чаще бросать насиженное место и отправляться куда глаза глядят, жизнь вообще была бы прекрасной.
Синтия подвинула к себе миску с пышками и с наслаждением вдохнула аромат горячего сдобного теста.
Девушка знала, что родители любят друг друга… об этом странном чувстве, которое люди в гордыне своей считали исключительно «людским», она слышала многое, но испытать его самой не довелось. Не было подходящего объекта — ведь глупо влюбляться в собственного отца… нет, она любила отца, как и мать, но это чувство было иным… просто иным. Сама себе Синтия не могла бы это объяснить.
Мать не слишком приветствовала попытки дочери выбраться в людное село — даже накинув капюшон, она рисковала быть узнанной… совсем недавно Син обрела способность трансформироваться в крылатую, и Келла немного успокоилась — случись что, девушка сможет хотя бы улететь. Но это отнюдь не означало, что теперь она попустительствовала желаниям дочери «выйти в люди»… А потому о любви Син приходилось узнавать преимущественно из книг.
Очередная пышка застряла у девушки в горле, она первой почувствовала приближающуюся угрозу — раньше отца, поскольку чувствительность у вампира сотворенного все же несколько ниже, чем у вампира рожденного. И даже раньше матери…
— Враги! — пискнула Син, одновременно терзаемая двумя противоположными по смыслу желаниями — спрятаться под лавку или ухватиться за меч. Мгновение потратив на выбор, она схватила меч… и все-таки спряталась под лавку. Уже с оружием.
Вооружился и Раден — его тяжелый двуручник, с которым ветеран прошел немало дорог и уничтожил немало нежити, все еще был цел, регулярно очищаемый от ржавчины, наточенный до бритвенной остроты. Отец влез в кольчугу — а тут как раз сказалась мирная сытая жизнь, и железные кольца заскрипели, охватывая весьма погрузневшее тело, — и вышел на крыльцо, дабы встретить гостей… Вполне вероятно, что пожаловали они с недобрыми намерениями, но всегда оставался шанс кончить дело миром…
Топот заставил маленький домик задрожать, как от урагана. На поляну — вернее, раньше это был небольшой огород, теперь превращенный в месиво земли и зелени ударами подкованных копыт, — вырвался отряд всадников, не менее трех десятков человек. Все — в латах. Кольчугу, даже самого искусного плетения, клыки и когти вампира разорвут в один миг, а латы могут и устоять какое-то время. Длинные мечи, топоры… и ловчие сети. Эти парни неплохо подготовились.
— Чего вам угодно, добрые люди? — Голос Радена казался чуть глуховатым, он успел накинуть балахон и опустить капюшон на голову. Если вампирам приходилось переодеваться, дабы скрыть свою сущность, лучше всего для этого подходили рясы священнослужителей.
— Сними капюшон, — вместо ответа бросил светловолосый венг, волосы которого были заплетены в две перевитые кожаными ремешками косички, а ухоженная борода выдавала не самого простого воина. Этот человек привык хорошо выглядеть — или старший воин, или купец… хотя какой он купец, с такими-то мышцами. Даже доспехи не могли скрыть могучую фигуру бойца.
Раден неспешно стянул мягкие складки ткани, открывая лицо. Как и все вампиры, он был бледен — но сейчас лишь крестьяне, работающие в поле, успели после долгого сезона снегов обзавестись загаром. Зато его волосы были почти такими же светлыми, как и у великана, что командовал отрядом. Когда человек становится вампиром сотворенным, цвет его волос не изменяется.
По рядам воинов прошел удивленный ропот. Словно они ожидали увидеть нечто иное. Раден уже стал надеяться, что сейчас всадники развернут коней и кавалькада умчится, снова вернув спокойствие этому месту. Но надеялся он напрасно.
— Рот открой, — грубо бросил великан.
— Я мирный человек, — неторопливо начал Раден. — я никого не трогаю и хочу лишь, чтобы не трогали
