Потапчук ворчливо поздравил его с пробуждением умственных способностей и сообщил, что у него, генерала ФСБ, упомянутые способности неплохо развиты с самого детства – иначе, сами понимаете, он никогда не стал бы генералом. Посему, добавил он, аналитики с газетными публикациями уже работают. Результаты обещали представить на рассмотрение только в понедельник, потому что сначала нужно было доставить из Пскова подшивку тамошнего 'Экспресса' с материалами Дубова для сравнения. 'Так что, – заключил он, – завтра можешь быть свободен. Не хочу, чтобы ты тратил время на пустую работу'.
Глеб, хоть и был почти на сто процентов уверен, что 'энклапионную' тему муссирует именно Дубов, не стал возражать. Наметившийся у него план поисков беглого псковского щелкопера, во-первых, еще требовал детальной проработки, а во-вторых, предусматривал посещение некоторых учреждений, которые по воскресеньям не работают. А раз так, то и оставаться в этот день в строю не имело смысла. Не станешь же, в самом деле, бегать по улицам и приставать к прохожим: простите, а вы, случайно, не знакомы с журналистом Алексеем Дубовым? Не подскажете, как его найти? Нет? Жаль, извините. Девушка! Девушка, постойте! А вы...
– Ты меня опять не слушаешь, – прокурорским голосом объявила Ирина.
– Ничего подобного, – возразил Сиверов. – Три звезды.
Он перестроился в крайний правый ряд, съехал на полосу торможения и свернул на проселок.
– Да, – окинув его испытующим, немного удивленным взглядом, сказала жена. – Странно, мне показалось, что ты опять витаешь в облаках. Так вот, они действительно намерены претендовать на 'трехзвездочный' статус. Даже заявку подали в аттестационную комиссию. Аттестация через пять месяцев, а у них еще даже проект не готов!
– Но здание-то уже стоит, – рискнул вставить Глеб. Он действительно почти не слушал Ирину, занятый своими мыслями, и теперь вовсе не был уверен, что его реплика будет кстати. Ему казалось, что речь действительно шла о проекте завершения какой-то недостроенной подмосковной гостиницы, выкупленной у муниципалитета некой частной фирмой, но эта бессознательно усвоенная информация была зыбкой, как оставшиеся в памяти после пробуждения обрывки сна.
– Пустая бетонная коробка, – пренебрежительно произнесла Быстрицкая, из чего следовало, что Сиверов не ошибся, – спланированная по коридорной системе. Знаешь, эти старые советские клоповники с удобствами, как тогда говорили, 'на этаже'.
– Это когда один туалет на целый этаж?
– Вот именно.
– Господи, – поразился Глеб, – это сколько же лет она стоит недостроенная?
– Без малого двадцать. Представляешь, какая это работа – превратить этот ископаемый сарай в современный трехзвездочный отель? Все надо переделывать от начала и до конца, а они заявки в аттестационную комиссию подают и заказывают полотенца с вышитым названием гостиницы. Планируют установить целых три сауны, а бассейн разместить негде – магистральная труба канализации расположена на полметра выше, чем слив этого их бассейна...
– Ну, ты непременно что-нибудь придумаешь, – утешил ее Глеб. – Ты ведь у меня не только красавица, но и умница, да к тому же полна сил и творческой энергии после полноценного отдыха... И вообще, не надо было раньше времени возвращаться на работу.
Он немедленно пожалел о сказанном.
– А кто утащил меня с курорта на неделю раньше? – воинственно осведомилась Ирина. – Спасибо твоему Федору Филипповичу, удружил так удружил! Что мне, по-твоему, оставалось делать – сидеть в четырех стенах и гадать, придешь ты ночевать или нет?
Сиверов оторвал правую руку от руля, вынул из кармана чистый носовой платок, встряхнул, разворачивая, и помахал им в знак полной и безоговорочной капитуляции.
– Нихт шиссен, – жалобно попросил он. – Гитлер капут!
– Гут, матка, – басом сказала Ирина и первая, не выдержав, рассмеялась. – Знай наших! Кто к нам с мечом придет...
'Меч, – ведя машину по тряской грунтовке и стараясь выбирать дорогу поровнее, подумал Глеб. – Рубленая рана от бедра до ключицы, нанесенная снизу вверх, наискосок. Вернее, три такие раны, нанесенные трем разным людям. Какая-то сволочь ходит средь бела дня по городу со здоровенным лезвием, не боясь ни бога, ни черта, ни милицейских патрулей, и вспарывает людей, как камбалу, одним- единственным ударом, да таким, что его ни с чем не перепутаешь. Визитная карточка! Это хорошо, это нам на руку. Раз оставляет визитные карточки – значит, горд собой, своим умением мастерски, без брака, отправлять людей на тот свет. Как же, фирменный удар! А люди, которые гордятся подобными вещами, не то чтобы дураки, но и полноценными их не назовешь. В общем, они заметны, они выделяются, и это их рано или поздно губит. И я непременно отыщу этого мастера клинка... если, разумеется, это и впрямь не призрак храмовника, который карает осквернителей своей могилы. Но тогда ему следовало бы начать с археологов. Непонятно, кстати, почему Осмоловского и Быкова не тронули. Это, конечно, хорошо, пусть себе живут и трудятся на благо российской исторической науки... Хорошо, но непонятно. А впрочем, чего тут не понимать? Убивают не тех, кому довелось подержать энклапион в руках, а только тех, кто знал, где он в тот или иной момент находился, и мог указать следующего. И тогда все повторяется: сначала допрос третьей степени, а затем – быстрый, милосердный удар, придающий, кстати, самой обыкновенной мокрухе загадочный вид ритуального убийства. Еще одна особая примета, еще один признак, по которому я могу узнать эту сволочь. Фанатик, неважно, религиозный или политический, всегда виден издалека – торчит, как дерево посреди поля, подходи и руби...'
Машина уже ползла по заливному лугу, осторожно перебираясь с ухаба на ухаб. Поле вокруг было ровное, как стол, зато дорога напоминала танкодром, которым долго и небрежно пользовались. Ирина оживленно рассказывала что-то о пластиковых окнах и новейших методах тепло– и гидроизоляции фасадов. Выведенный из задумчивости звучным термином 'тепловая реабилитация', Глеб улыбнулся.
– Слов-то понавыдумывали, – сказал он. – Тепловая реабилитация... Гулагом каким-то отдает, ей-богу. Сказали бы уж просто: утепление. Все равно ведь, как я понял, дело сводится к обкладыванию самой обыкновенной стекловатой и замазыванию штукатуркой.
– Ничегошеньки-то ты не понимаешь, – заявила жена. – Одно дело, когда в бумаге, которая должна лечь на стол министру, написано 'утепление стекловатой', и совсем другое, когда там стоит 'тепловая реабилитация'. Так и длиннее, и солиднее, и сразу видно, что писал грамотный специалист...
– Особенно если в слове 'реабилитация' допущено не больше одной ошибки, – вставил Глеб.
