Мужчины в летной форме быстро подхватили Артема под руки и поволокли в здание. Прищепов почти ничего не соображал. Звучали незнакомые голоса, обрывки фраз, затем вокруг загудело, словно Прищепова положили в пчелиный улей. Он с трудом приоткрыл глаза и увидел над собой ребристые дюралевые балки – его внесли в пассажирский терминал.
– Что это с ним?
– Плохо стало?
– На солнце перегрелся?
'Да, перегрелся на солнце, – со злобой подумал Прищепов. – Дура, тебе бы так перегреться'. Лишь усилием воли Артем оставался в сознании. Он перенес всю свою злость с торговки, закрывшей перед его носом дверь, на абсолютно незнакомую женщину, посочувствовавшую ему. И тут внезапно ему показалось, что рядом с головой, украшенной белым колпаком, он видит над собой знакомое лицо.
Прищепов попытался улыбнуться – ему важно было успеть все сказать до того, как он потеряет сознание. Он приоткрыл сведенный судорогой рот...
'Фольксваген' мчался так быстро, что даже если бы кто-нибудь захотел его догнать, ему это вряд ли удалось бы. Марина время от времени испуганно вскрикивала. Ей всякий раз казалось, будто 'фольксвагену' не удастся разминуться со встречной машиной. Но километров через двадцать она уже чувствовала себя вполне комфортно. Банда вел машину безукоризненно.
– Зачем спешишь?
– Приятеля встретить хочу.
– Сюрприз ему готовишь? Такой же приятель, как и Муса Корд?
– Старый приятель, как и ты, – ответил Бондарович.
Женщина поняла, что ее спутник разговаривать, а тем более любезничать с ней не настроен. Она обиженно поджала губы и, поискав среди аудиокассет, выбрала одну. Банда поморщился – он терпеть не мог 'попсы'. Ни слова не говоря, он взял кассету и выбросил ее в окошко, затем сам отыскал запись по своему вкусу – Вольфганга Амадея Моцарта. Не очень, конечно, тоже 'попса', но с налетом старины.
Марина, не привыкшая к классике, и эту музыку воспринимала с трудом.
– Тебе это в самом деле нравится?
– Мне нравится другое, но его сейчас нет под руками, – не отрывая взгляда от дороги, ответил Бондарович.
Через некоторое время Марина с удивлением сообщила:
– Ты знаешь, и мне понравилось. Никогда не думала, что могу слушать такую музыку и что-то в ней понимать.
Бондарович чуть не рассмеялся. Ему хотелось спросить, что же такое она поняла в музыке? Бессмысленная фраза. Музыка не была бы музыкой, если бы ее можно было выразить словами. Все остальное – пожалуйста. Даже картину, и ту можно пересказать.
Возможно, поэтому Бондарович и любил музыку. Ее стихия была созвучна его душе. Он сам далеко не всегда мог высказать словами мотивы своих поступков. Существовал свой особый язык – язык чувств, ощущений, недосказанностей, а то и просто молчания. Да, иногда молчание для Бондаровича значило больше, чем долгий разговор. В том, как молчит человек, виден его характер. Поэтому и сам Бондарович больше любил молчать, чем говорить.
Как быстро он ни гнал машину, добраться в аэропорт к прилету самолета он все-таки не успел.
Когда Александр припарковал машину рядом со зданием аэровокзала, оказалось, что самолет уже приземлился, а пассажиры даже получили багаж и разошлись кто куда.
– Подожди в машине, – обратился Банда к Марине.
– А можно выйти?
– Далеко не отходи.
И все-таки Банда не сдался. Он медленно брел по аэровокзалу, всматриваясь в лица попадавшихся на его пути людей и неизвестно что выискивая. Он и сам не знал, надеется ли он еще встретить здесь Артема.
Это бессмысленное занятие внезапно принесло свои результаты. Неожиданно Банда увидел Артема, которого волокли под руки несколько человек в летной форме.
– Артем! – крикнул Банда, потеряв от неожиданности всяческую осторожность.
Но его друг не отозвался. Мужчины же, которые несли Артема, настолько увлеклись делом, что даже и не думали смотреть по сторонам и прислушиваться к чьим бы то ни было словам и выкрикам. Банда не мешкая бросился следом за ними. Он подоспел как раз тогда, когда мужчины вносили по-прежнему неподвижное тело его друга в помещение медпункта.
Не желая поднимать шума. Банда протиснулся в медпункт вслед за всеми. Он увидел, как Артема положили на медицинскую кушетку и над ним склонились одетые в белые халаты врач и медсестра.
– Что с ним?
Мужчина в летной форме, один из тех, что принесли Артема, не оборачиваясь, бросил:
– Черт его знает, говорят, по голове его ударили.
– Того, кто бил, поймали?
– Нет, его никто не видел.
И тут Артем открыл глаза. Он посмотрел на людей в белых халатах мутными, невидящими глазами и
