это ему не помогло, но жизнь себе Севрук сохранил – по крайней мере, на какое-то время. Джип юзом прошелся по обочине, вспахивая ее протектором широких покрышек, и медленно, устало соскользнул носом в кювет, обиженно задрав к небу высокую черную корму.
Севрук, который по многолетней привычке игнорировал ремень безопасности, больно приложился физиономией к верхнему краю рулевого колеса. Рот его наполнился кровью, и, пошуровав внутри языком, Вадим пришел к выводу, что разбил верхнюю губу и сильно расшатал пару передних зубов.
Он еще сидел неподвижно, постепенно приходя в себя и слушая, как по крыше машины барабанит дождь, когда в кармане его пиджака зазвонил мобильный телефон. Севрук вынул трубку из кармана и ответил на вызов, тупо глядя, как от мокрого капота, как от загнанной лошади, поднимается белый пар.
– Вадим Саныч, вы целы? – встревоженно спросил смутно знакомый голос в трубке.
– Относительно, – буркнул Севрук. – Кто это?
– Это Мухин Алексей… Из группы Караваева. Ну, Муха я, неужели не помните?
– А, Муха, – все еще туго соображая, сказал Севрук. Он оглянулся и увидел красный “форд”, который медленно подъехал и остановился в нескольких метрах от его завалившегося в кювет джипа. Из “форда” никто не вышел, и это почему-то напугало Вадима больше всего. Он вдруг решил, что красная “сьерра” будет стоять здесь и терпеливо ждать, пока он выберется из кювета, чтобы немедленно возобновить безумную гонку на выживание. – Слушай, Муха, – быстро заговорил он в трубку. – Хорошо, что это ты. Я на Ярославском. На меня тут наехали какие-то… Загнали в кювет, чуть богу душу не отдал…
– Загнали, говорите? – каким-то странным тоном переспросил Муха. – Ну, Вадим Саныч, ну, ей-богу! Что вы, в самом деле! Это ж я! Максим Владимирыч велел вас пасти на всякий пожарный случай, чтобы, значит, чего не вышло… Ну, обычный эскорт, елы-палы! А вы как с цепи сорвались. Я думал, у меня движок выскочит и вперед машины побежит.
– Чего? – раздельно, по складам, спросил Севрук, не в силах поверить услышанному. – Это я от тебя, что ли, когти рвал?
– Ну натурально! – весело ответил Муха. Севрук оглянулся. Передняя дверца “сьерры” со стороны водителя была открыта, и Муха, высунувшись под дождь, весело махал ему рукой с зажатым в ней телефоном.
– Ах ты, мразь, – сказал ему Севрук. – А раньше предупредить ты не мог?
– Это на такой скорости? Да мы бы с вами оба тогда.., того.
– Муха, – с чувством сказал Севрук, – ты знаешь, что ты идиот? Буксир давай, дубина стоеросовая…
Домой он добрался только около полудня. Поднимаясь в лифте, Севрук с некоторой натугой думал о том, что, возможно, напрасно сюда приехал. Выделенная Караваевым охрана яснее всяких слов говорила о том, что, во-первых, Сушеный Макс считает ситуацию очень серьезной, а во-вторых, что она, ситуация, настолько серьезна, что Караваев не смог послать к Севруку никого, кроме этого идиота Мухи. Но эти мысли были какими-то отвлеченными, плоскими, словно Севрук думал не о себе, а о герое бездарного детективного фильма. Его усталое тело требовало горячей ванны, плотного обеда и хорошей выпивки. Два дня форы, вяло подумал Севрук. У меня есть два дня, так почему бы не потратить часок на то, чтобы очухаться? Сука Муха, я ему это еще припомню…
Он вошел в квартиру, тщательно запер за собой обе двери и двинулся прямиком в туалет. Там, где коридор под прямым углом поворачивал направо, к кухне, за выступом стены стоял молодой человек непримечательной наружности, одетый скромно и со вкусом. Он стоял прижавшись спиной к стене и держал в вытянутой параллельно полу левой руке обшарпанный черный “ТТ”, полчаса назад извлеченный из тайника за унитазом. Ждать в пустой квартире, не имея возможности даже выкурить сигаретку, было неимоверно нудно, и молодой человек не испытывал ничего, кроме нетерпеливого желания поскорее покончить со своей грязной работой и перейти к приятным делам.
Все было просто и буднично. Когда деловито шагающий Севрук появился из-за угла, молодой человек слегка подкорректировал прицел и плавно потянул за спусковой крючок. Старый “ТТ” в его руке зло подпрыгнул, больно ударив молодого человека по подушечке между большим и указательным пальцами. Выстрел хлестнул по барабанным перепонкам. Севрука отбросило к дверям спальни, как будто кто-то засветил ему в ухо невидимым, но очень тяжелым кулаком. Он тяжело рухнул на паркет, обильно пачкая его кровью, и так и остался там лежать, глядя в потолок широко открытыми стеклянными глазами. Плоский пластиковый кейс отлетел в сторону и ударился о дверной косяк, но замочки выдержали.
Молодой человек быстро, но без лишней спешки подошел к трупу и наклонился над ним. Пуля вошла точно в правый висок, выброс пороховых газов заметно опалил кожу. Удачливый стрелок удовлетворенно кивнул, протер пистолет полой своей спортивной куртки и вложил его в еще теплые пальцы Севрука. После этого он еще немного поколдовал над кодовыми замочками кейса, откинул крышку, тихо присвистнул и выгрузил содержимое чемоданчика в свою спортивную сумку. В опустевший кейс молодой человек небрежно бросил две толстые канцелярские папки – те самые, которые вез, но так и не довез до теплого города Сан- Франциско архитектор Голобородько. Напоследок стрелок вынул из кармана Севрука его бумажник, удалил оттуда липовую повестку из прокуратуры и аккуратно вернул бумажник на место, не тронув лежавших там денег и кредитных карточек.
Выйдя из подъезда, киллер свернул за угол и уселся на переднее пассажирское сиденье поджидавшей его ярко-красной “сьерры”.
– Давай заводи, – скомандовал он Мухе, поднося зажигалку к уголку повестки и чиркая колесиком. – Надо отвезти Сушеному вот это. – Он похлопал ладонью по сумке с деньгами. – Слушай, а вот интересно: откуда Сушеный знал, что Севрук как раз в это время домой заявится?
– Да ничего он не знал, – ответил Муха, перестраиваясь в левый ряд. – Если б знал, не заставил бы меня за ним по всему городу гоняться.
И он показал своему напарнику лежавший в бардачке парабеллум с самодельным глушителем.
В тот день Максим Владимирович Караваев был занят, как однорукий расклейщик афиш. Он думал, что у него в запасе есть еще несколько дней, а может быть, и недель, но Школьников фактически сам дал ему сигнал к завершению операции, приказав заодно с Севруком убрать и поселившегося в домике на озере журналиста. Поэтому Караваеву пришлось торопиться изо всех сил и при этом очень точно рассчитывать время, чтобы случайно не выдать себя излишней спешкой.
В подобных ситуациях для него всегда самым трудным было ожидание. Ведя машину по направлению к даче Владислава Андреевича, Караваев хмурился: ему казалось, что он напрасно доверил своим подчиненным такое ответственное дело, как устранение Севрука. Они же не умеют ничего, только деньги считать горазды!
Усилием воли он заставил себя успокоиться. Все рассчитано на десять ходов вперед, как в столь любимых Владиславом Андреевичем шахматах. Никаких неожиданностей не предвидится, ребятам остается только спустить курок, а этому они уж как-нибудь обучены: сам подбирал, сам натаскивал… Невозможно всегда и все делать самому, это просто непрофессионально.
Дело, ради которого он ехал на дачу Школьникова, было, с одной стороны, пустяковым, но пустячок этот был из тех, которые оказывают решающее влияние на исход любой операции. Караваев справился с ним за пятнадцать минут, восемь из которых ушли на возню с замком архаичного потайного сейфа. Школьников по наивности своей полагал, что о существовании этого сейфа не знает ни одна живая душа. Караваев всеми силами поддерживал в нем это в высшей степени полезное для себя убеждение, тем более что один раз старику все-таки удалось его провести – с домиком на озере. А если считать “хаммер”, то получалось целых два раза…
Но о сейфе Караваев знал, так же как и о том, что именно в этой древней жестянке хранится хваленое досье, в которое Школьников старательно и прилежно заносил каждый его, Максима Караваева, шаг. В какой-то степени существование этого досье было для Караваева полезно: эта куча макулатуры давала Школьникову ощущение безопасности и защищенности от всех бед. Когда держишь на коротком поводке такого профессионала, как Макс Караваев, можно чувствовать себя защищенным! Только" вот не надо забывать, что держать такого человека за горло и вообще трогать его руками – очень нездоровое занятие. А Школьников об этом забыл – надо думать, из-за многолетней привычки во всем полагаться на своего верного Максика…
Караваев не стал трогать досье, ограничившись тем, что подобрал комбинацию цифрового замка и,
