Атаман. Кровь за кровь

—  

Недавно, — буркнул Терпухин. — А ты вроде как продвинулся?

Резиновую лодку отконвоировали к берегу. Там уже столпились зеваки, среди которых было много мальчишек.

—  

Уберите отсюда детей! — рявкнул Калинин сво­им подчиненным. — Выставить оцепление!

Встреча с Мальтецким не спасла — Терпухина аре­стовали. Около часа его возили по Москве по каким-то закоулкам, и, наконец, он очутился в кабинете подпол­ковника Калинина.

— 

Где деньги? — спросил Калинин, как только кон­воиры вышли и в кабинете остались одни офицеры.

— 

Я ничего не намерен говорить, — устало произ­нес Терпухин.

— 

Ты хочешь сказать, что ничего не видел? Хватит запираться, Терпухин! У вас с Бузуевым была целая сумка героина, который мы дали ему в качестве при­манки. Вы должны были получить дипломат с деньга­ми. Ты был вместе с ним в лодке. Где деньги?

—  

Пропали, сгорели при взрыве...

— 

Чепуху порешь, Терпухин! Ты думаешь, мы ни­чего не нашли? Мы даже сумку с наркотиками нашли. И везде твои отпечатки пальцев. Знаешь, сколько ты можешь схлопотать за подобные отпечаточки?

— 

Ты это сам придумал? — хмуро уставился на подполковника Терпухин. — Вы убили Бузуева, теперь хотите расправиться со мной? Да знаете ли вы, что...

— 

Вместо того, чтобы угрожать, ты бы лучше ска­зал, где денежки, и мы расстанемся друзьями, — пре­рвал его Калинин, устало опускаясь на стул. — А Валька был не в себе. Его уже вынимали из петли после того, как его женушка бросила. Он сам косую ис­кал. Подсознательно...

«Бузуев и подполковнику психоанализом мозг зага­дил», — подумал Терпухин.

—  

Юрий, ты прекрасно знаешь Бузуева, — не унимался Калинин. — Он работал с Мальтецким. Они вошли в доверие к Мозольцеву, и тот взял их к себе в долю. Мозольцев регулярно сдавал небольшие пар­тии наркоты, для отчетности. Но потом пошли прова­лы — вмешались какие-то чужаки... Нам нужно вер­нуть деньги. Вот стоят ребята, — подполковник кив­нул в сторону офицеров, — они расписались за получение наркотиков. Наркотики уплыли, а где же денежки?

—  

Я не видел их...

—  

Ты хочешь сказать, что был при сделке, участво­вал в ней и ничего не видел? — стал злиться Кали­нин. — Ты должен доверять мне.

—  

Я хочу встретиться с адвокатом, — Терпухин устало закрыл глаза.

—  

С адвокатом? Вот тебе адвокат!

Разъяренный Калинин неожиданно выскочил из-за

стола и ударил Терпухина в лицо сначала ладонью, по­том кулаком. Третий удар он нанес в солнечное спле­тение. Это происходило на глазах у офицеров.

Юрий много раз слышал о грубости и рукоприклад­стве в рядах правоохранительных органов, но ни разу в жизни не сталкивался с этим напрямую. От униже­ния Терпухин кусал губы.

—  

Хорошо, — сказал один из офицеров, — теперь мы сами.

Он присел перед лежащим Терпухиным на корточ­ки и выразительно произнес:

—  

Меня зовут Андрей Сизоненко. Я работал вместе с Валькой по делу Мозоля. Очень жаль, что он погиб, это был хороший человек. Отвечай по порядку.

Наркотики ты видел? -Да.

—  

Что было дальше?

—  

Дальше поднялась стрельба, яхту взорвали, и дело с концами... И вообще, почему я должен давать показания? В чем меня обвиняют?

—  

Ты можешь мне не отвечать. Можешь вообще отказаться давать показания. Тогда придется отвечать

другом месте и при других обстоятельствах. Мы мо­жем передать тебя людям Мозольцева. Его гориллы быстро найдут способ заставить тебя говорить...

— 

Так вы все заодно, значит? — прохрипел Терпу­хин, сплевывая кровь.

—  

Ладно. Посиди, подумай. В конце концов, мы мо­жем официально предъявить тебе обвинение в соучас­тии в преступлении...

—  

Каком преступлении?

—  

Хищение в особо крупных размерах — раз, при­частность к смерти сотрудника ФСБ — два, торговля наркотиками — три... Продолжать?

—  

Я ничего не знаю, оставьте меня в покое...

Камера, в которую завели Терпухина была душной, но просторной. В ней, очевидно, содержались лица, к которым требовался особый подход. Синтетический коврик на полу, вазочка на тумбочке, от кабинки туа­лета тянет карболкой...

Вначале пряником, — подумал Терпухин, — потом кнутом... Вот сволочи! А я ведь и сам толком ничего не знаю! Ну и влип я с этим Бузуевым! Впрочем, он мертв... Теперь на него повесят все: и смерть Бузуева, и пропажу огромной суммы денег. Терпухин лихорадочно припо­минал Уголовный Кодекс. Что ему грозит? Восемь, две­надцать, а то и все пятнадцать лет где-нибудь в перепол­ ненной клопами и уголовниками камере.

Атамана стал регулярно навещать Мальтецкий, гос­подин Мальтецкий, как обращался к нему Терпухин. Служба в органах многому научила Мальтецкого, он го­ворил вкрадчивым голосом, убеждая Терпухина со­знаться во всем, расставлял свои сети, пытаясь запу­тать бывшего сослуживца.

Терпухин рассказал Мальтецкому все, утаив лишь некоторые детали — обстоятельства первой встречи с Валентином Бузуевым и тот факт, что ему требова­лась огромная сумма для выкупа. Мальтецкий вроде бы поверил в искренность Терпухина, и на некоторое время допросы прекратились, но вскоре к нему в каме­ру зачастил подполковник Калинин.

Калинин начал с того, что приказал контролерам надеть на Терпухина наручники и извинился за гру­бость, проявленную им при задержании. Затем поста­вил на тумбочку бутылку водки. Так они и пили — Терпухин в наручниках и заискивающий перед ним Калинин.

За этой бутылкой подполковник рассказал Терпухи­ну о своей нелегкой жизни, рассуждал о жизни вообще, обвинял во всех русских бедах иностранцев. Причем немцев, поляков, американцев или французов он просто бранил, а говоря об азиатах, кипел от негодования. Боль­ше всего досталось почему-то казахам, вероятно, по при­чине обширности территории, «незаконно отхваченной» у России. Чеченцев, ингушей и прочий «нерусский эле­мент» Калинин вообще предлагал изолировать в горах ради будущего процветания великой России.

Не знал, да и не мог знать шовинистически настро­енный подполковник, что в это время в чеченских го­рах, в выдолбленной еще в прошлые века пещере, в ко­торой и днем и ночью сидят русские пленники, точно так же разглагольствует точно такой же шовинистиче­ски настроенный чеченец, утверждающий, что все зло на планете Земля идет от русских. Главным аргумен­том в рассуждениях чеченца-охранника был автомат Калашникова, и не само оружие, а тот факт, что луч­ший в