мире инструмент для истребления рода людского изобретен русским оружейным мастером Калашни ковым.
— Вы только подумайте, — говорил охранник пленникам с вялыми, безжизненными лицами, — русские вымирают и хотят увести за собой в гроб все человечество. Русским, вообще славянам, а пожалуй, и всему немусульманскому миру присуще стремление к самоистреблению. Даже религия ваша, христианство, основана на страдании, на пагубной страсти к самобичеванию. Вы любите распятого на кресте человека, подразумевая, что ваш Христос якобы пострадал за вас. А на самом деле вы любите этот фетиш, любите это изуродованное тело...
Среди пленников была Катерина. Она сидела, уткнувшись лицом в плотно сжатые и обхваченные руками колени и видела свою пылающую в огне станицу, Федора Прокопова, станичного выпивоху, который лежал посреди улицы лицом вниз с подогнутыми под себя руками. Видела Катерина своего соседа Бориса, тоже убитого перед зарослями крапивы возле речки, расстрелянных Антонину Валерьевну Гунькину, Петра Якубова и несчастного Крашенинникова, проболевшего свои шестнадцать лет гемофилией и погибшего от чеченской пули...
Калинин вышел, по привычке осторожно, закрыв за собой дверь. Терпухин задумался. Какой Калинин хитрый, предусмотрительный, коварный! Столько времени теряет на то, чтобы войти Терпухину в доверие! Понимает, что не так-то легко сломать бывшего бойца спецназа. Но Терпухин никогда не простит зарвавшемуся подполковнику его дикой выходки. Претерпеть такое унижение, и от кого? От офицера МВД!
«Что-то контролеры долго не идут наручники снимать», — мелькнула мысль. Дверь неожиданно отворилась, и в комнату вошел очень толстый молодой мужчина, довольно прилично одетый. Терпухину показалось, что он где-то видел этого человека. И не ошибся. Это был адвокат, известный по самым скандальным делам. Нельзя было сказать, что он действительно помогал своим подзащитным. Его способ защиты состоял в том, что он организовывал в газетах невообразимую шумиху вокруг следствия, а потом и судебного процесса. Это гарантировало то, что судьи требовали неопровержимых доказательств вины подозреваемых. А с этим у следователей всегда туговато.
Адвокат представился и заявил, что будет защищать интересы Терпухина.
—
Расскажите вкратце обстоятельства вашего дела, — попросил адвокат.
—
А почему я должен вам доверять? — нахмурился Терпухин.
—
А почему вы не должны мне доверять? — улыбнулся толстяк.
—
Как же я могу доверять вам, — сказал Терпухин, — если я не знаю, на кого вы работаете?
—
А вы не спрашиваете меня об этом.
—
Ладно, кто вас нанял?
—
Люди, которым вы небезразличны.
Терпухин понял, что это могла сделать только его
новая знакомая Сюзанна. Именно она, пользуясь своими связями в спортивном мире, привлекла к его защите знаменитого адвоката.
После того как адвокат удалился, в камеру пришли два сотрудника следственного изолятора и заявили, что Терпухину изменена мера пресечения. Затем какие-то люди, рангом помельче, с Терпухина сняли наручники и повели на улицу. Терпухин подумал, что если отпускают на волю, то он должен поставить свою подпись под приказом о невыезде. Никто ничего от него не потребовал. Это насторожило Юрия.
«Уж не хотят ли они устроить мне пакость? — подумал Терпухин. — Втянут в какое-нибудь дело, чтобы имелись неопровержимые доказательства моей вины, и понадежнее упрячут за решетку. Или, пожалуй, вообще уберут. Ведь это проще, чем возиться со мной... Шпокнут, а напишут, что убит при попытке к бегству...»
На улице Терпухина поджидал толстый адвокат. Он подошел к Юрию и спросил:
—
Вы мне в своем рассказе не упомянули, на кого вы работаете?
—
Ни на кого! — ответил Терпухин.
—
Этого не может быть!
—
Я действительно ни на кого не работаю. Видите ли, я — потомственный казак. Пожалуй, можно сказать, что я работаю на казаков.
—
Фигня какая! — иронически скривился толстяк. — У нас нет такого сословия. У нас, к вашему сведению, семибанкирщина.
—
Что? — недоуменно спросил Терпухин. — Какая-такая семибанкирщина?
—
Семь самых эффективно работающих банков России контролируют в ней все: власть, финансовые потоки, политические чихи... Так на кого вы работаете?
—
Ни на кого.
—
Такого не бывает, — скептически заметил адвокат. — Если не хотите называть имен, назовите хотя бы банк, интересы которого эти люди представляют.
—
Нету такого банка!
Адвокат масляно улыбнулся.
—
Так все-таки?
Терпухин поморщил лоб, припоминая названия банков, и назвал первый, который всплыл в памяти.
Жирное лицо адвоката округлилось еще больше.
—
Вот как? — воскликнул он. — Что же вы сразу не сказали. Ведь это меняет суть дела! Значит, все-таки наркотики... Знаете, что сказал Рокфеллер, когда его спросили, как он заработал свой первый миллион?
Терпухин пожал плечами.
—
Он сказал, — с выражением мудрости, присущей Будде, произнес адвокат, — чтобы его не спрашивали о происхождении первого миллиона, а о том, как он заработал все остальные, он может рассказывать всю оставшуюся жизнь.
Адвокат протянул руку для прощания, подбежал на коротеньких ножках к своей машине и уехал с многозначительной миной на лице.
Терпухин оглянулся по сторонам, размышляя, куда ему идти. Этот уголок Москвы он почти не знал. Солнце, по которому он привык ориентироваться, стояло высоко в зените. Пока не давал знать о себе голод. В кармане — ни гроша.
Что же делать? Отправляться обратно на родину? Отыскать Сюзанну, чтобы хотя бы поблагодарить за толстяка-адвоката?
Было послеобеденное время, редкие прохожие спешили по своим делам. Терпухин засунул руки в карманы брюк и отправился искать станцию метро. Он шел и шел, пока не добрел до широкой площади, на которой было много людей, что почему-то испугало его, и он свернул в переулок, хотя на площади находилась станция метро.
Ему нужно было успокоиться. Ходьба успокаивала его, напоминала о том, что он свободен, но чувство свободы почему-то не радовало.
Терпухин был свободен всего несколько минут. Едва он свернул за угол здания, как сзади к нему кто-то подошел и ткнул чем-то металлическим под лопатку. Терпухин сразу же понял, что это «что-то» — ствол пистолета.
—
Не шевелись, — произнес неизвестный мрачным голосом, — идем со мной. Сюда, быстро.
Вы читаете Атаман. Кровь за кровь